Красная ниточка
Шрифт:
— Вот честное-пречестное, ничего у меня не болит!
— Не от всякой болезни больно, — заметила бабушка, наливая из бутылки в стакан бурого настоя целебных трав. — Пей, не повредит. Крепче будешь.
Курбат выпил лекарство. То, что он сделал это безропотно, ещё больше убедило бабушку, что с внуком неладно. Правда, после лекарства Курбат попросил ещё картошки, чем немного успокоил её.
— Вот видишь, и аппетит появился, — сказала она, накладывая в тарелку картошки.
На правах больного Курбат не стал ничего делать по дому, а тут же отправился к Алеше, чтобы хоть с ним поговорить о вчерашнем.
Курбата догнала Лиза.
— Здравствуй, Курбатик! Поехали за губками? У нас нечем посуду чистить. Ты что такой хмурый? Опять попало?
— Мне? Попало? Да кто меня тронет! — Курбату нестерпимо хотелось рассказать ей о вчерашнем, но он сдержался.
Они зашли к Алёше.
— Он на море, — сказала его мать.
Курбат и Лиза пошли вдоль ручья, здороваясь с встречными. Женщины в нарядных платьях спешили в кооператив или уже возвращались с покупками. Сегодня был выходной день. В путину, когда дорога каждая минута, в колхозе не было выходных дней, но сегодня рыбаки сдавали улов на плавучий холодильник. В посёлке чувствовался настоящий праздник.
Лиза заглянула Курбату в лицо.
— Нет, ты какой-то необыкновенный сегодня. Что-нибудь случилось, Курбатик?
— Ничего пока…
— Когда же случится?
— Когда случится, тогда и случится…
— Секрет?
Курбат оглянулся во все стороны и прошептал:
— Тайна…
— Настоящая?
Курбат окинул её презрительным взглядом:
— Пустяками не занимаемся.
— А про кого тайна?
— Про белого бычка.
Лиза остановилась, подняла плечи, вздёрнула нос, показывая, что она обижена, и быстро пошла вперёд. Курбат догнал её:
— Лиза!
Девочка не ответила.
— Лизавета!
И сейчас она промолчала, но чуть замедлила шаг.
— Я бы сказал тебе, если бы слова не дал. Ведь теперь мы с Алёшкой общественная охрана. Понятно?
— Ну н ладно. Я тоже кое-что знаю. Хотела рассказать, а теперь Алёшке скажу, а тебе ни за что!
— Ты ведь слова не давала.
— Когда?
— Вчера.
— Где?
— В пещере!..
Лиза быстро сыпала вопрос за вопросом и будто клещами вытягивала из Курбата тайну.
— Всё? — спросила она.
— Хватит пока. Теперь ты рассказывай.
— Расскажу, а ты послушай. Мама сегодня встала кур выпустить, смотрит, кто-то по берегу бежит с мешком, пригляделась, а это ваш Санька.
— Нужен он нам, себе его возьми!
— Ты не перебивай, я ведь тебя не перебивала. Ну вот, подбежал к своей лодке, бросил в неё мешок. Секретарь прыг, и они подались вот так, вдоль бережка… Стой! Ты куда?
Курбат припустился к коптильне, но оттуда показался Алёша. Курбат остановился, махнул рукой.
— Алёшка, скорей! — и побежал в другую сторону, подныривая под вешала.
Лиза метнулась за ним. Алёша побежал следом. Курбат и Лиза далеко опередили его, вбежали по тропинке к пещере и скрылись под нависшей скалой.
Когда Алёша подбегал, из пещеры показался Курбат, сверкая чёрными глазами.
— Хорошенькое дело! — сказал оп. — Надо было на сопке закопать!
Из-за спины Курбата выскользнула Лиза и весело закричала:
— Чисто в пещере, только и есть, что ваш противный череп! Оставил вас Санька с носом!
ПИСЬМЕНА НА ПЕСКЕ
На рассвете Черняков вернулся в Тёплые ключи. Ломая голову над тем, куда могли деться сети, он решил, что в темноте бросил их мимо борта лодки на песок. Пристыжённый и злой, что даром потерял время, он вылез на берег. Сетей на песке не оказалось. Зато на нём, как на огромном листе бумаги, было «написано» всё, что здесь произошло ночью.
Вот отпечатки лап Секретаря и другой собаки. Взрытый песок. Черняков поднял клок серой шерсти.
— Урезова шерсть… Так, так… Натравили этого волчину на моего сторожа. Никак, опять Алешка! Вот и след. Он, вражий сын! Ну, погоди!.. Вот здесь вытянул сети и поволок их. Такие сети и по камням! Ну, а это кто? Курбат! Дружок Алёшкин!
Ругаясь, Черняков по следам зашёл за коптильню, постоял на поляне, где Алёша и Курбат прятались ночью, посмотрел на примятую траву, покрытую сизой росой.
— Прятались, пока я снаряжался, — догадался он, глядя на следы, и вернулся к лодке. — Ну, дела у тебя, паря, кому рассказать — не поверят.
Подойдя к лодке, он снял с неё подвесной мотор, вытащил лодку на берег, замкнул на замок цепь. За много десятилетий в Тёплых ключах не было ни одной кражи. Лодки колхозников стояли рядом на берегу, без замков. Но Черняков никому не верил и всё, что считал своим, прятал от людей, а если спрятать было нельзя, то закрывал на замки. Сегодня он особенно тщательно осмотрел цепь, а замок закрыл на два оборота.
Невесёлые мысли одолевали его. Он думал, что теперь не только в Тёплых ключах, а по всему побережью узнают, как его, Саньку Чернякова, знаменитого охотника, провели мальчишки. Он видел довольные лица рыбаков, слышал их насмешливые голоса. Не было с ним ещё такого позора. Да и сетей жалко. Новенькие, ни разу не опробованные, связанные из какой-то мудрёной нитки, которая не рвётся и не гниёт. Дорогие сети! Совсем по миру пустили! Он подошёл к мотору, чтобы взвалить его на плечо и идти домой, и вдруг за спиной услышал почёсывание и вздох. В пяти шагах от него сидел Секретарь, но в каком виде!
— Отделали тебя под орех! — сказал хозяин, рассматривая своего верного сторожа. — С ухом-то что? А морда-то, морда! Боже ты мой! Отполировал он тебя на совесть!
Секретарь, услышав в голосе хозяина сочувствие, радостно взвизгнул и заплясал на месте, прихрамывая на все четыре ноги.
— Ишь задёргался, будто поганку проглотил.
Секретарь умильно заглядывал ему в глаза. Как ни жестоко обращался с ним хозяин, пёс был предан ему до последней шерстинки.
— Шарь!
Секретарь заметался по берегу, ещё не понимая, кого он должен искать, но всем своим существом выражая готовность найти всё, что пожелает хозяин. Он наткнулся на следы мальчиков и так потянул носом, что вместе с воздухом ему в нос попала изрядная порция песка. Он стал чихать, с виноватым видом поглядывая на хозяина.