Красная перчатка
Шрифт:
В сентябре 1364 года Жан де Монфор-младший, ставленник англичан, провозгласивший себя герцогом Бретонским под именем Жан IV, воспользовался тяжелой ситуацией во Франции, осадив город и замок Оре. На помощь французам двинулся его соперник Шарль Блуасский с отрядом под командованием коннетабля Франции Бертрана дю Геклена. Жан IV при поддержке англичан выиграл это сражение; Шарль де Блуа погиб, а дю Геклен попал в плен. Оливье де Клиссон, сражавшийся на стороне де Монфора, потерял в сражении за Оре глаз, получив из-за этого прозвище «Одноглазый из Оре».
Вскоре у него возник конфликт с Жаном IV, передавшим замок Гавр, на который
В 1370 году Оливье де Клиссон стал побратимом своего давнего противника — Бертрана дю Геклена; они поклялись в вечной дружбе — и выпили чашу вина, смешав в ней свою кровь. В том же году он перешел на службу к французскому королю Карлу V и вместе с дю Гекленом, к тому времени графом де Лонгвиль, нанес англичанам поражение под Пон-Валленом. После смерти Бертрана дю Геклена в 1380 году новый король Франции Карл VI назначил Оливье де Клиссона коннетаблем Франции.
Когда Карл VI впал в безумие, Оливье был лишен звания коннетабля и приговорен к вечной ссылке и огромному штрафу. Он укрылся в своем замке Жослен в Бретани и в течение трех лет защищался от Жана IV. В 1395 году враги примирились; после смерти Жана IV именно де Клиссон сопровождал его сына Иоанна в Ренн, и сам посвятил его в рыцари.
Оливье де Клиссон-младший оставил после себя добрую память и огромное состояние, большую часть которого завещал церкви. Жанна де Бельвиль, Бретонская Львица, конечно, не могла знать это будущее сына. Но она дала ему свой характер, свою железную волю. Неслучайно имя коннентабля Франции Оливье V де Клиссона, «Одноглазого из Оре», навечно занесено на скрижали истории.
Но перенесемся в июль 1358 года, на остров Котлин, — границу владений Великого Новгорода со свеями, установленную Ореховским договором.
В 1322 году князь Юрий III Данилович ходил с новгородцами на Выборгский замок, но взять его не смог. Тем не менее новгородцы перебили много свеев, а еще больше захватили пленников. В ожидании мести от шведов Юрий в истоке Невы поставил крепость на Ореховом острове. Вместо рати от свеев явились послы с мирными предложениями, и был заключен «мир по старине».
За новгородцами оставлялось право охоты и рыбной ловли на отходящих к Швеции ловищах. Для всех купцов устанавливался беспрепятственный проезд к Новгороду водою по Неве или сушей. Запрещалось строительство крепостей вблизи границы обеим сторонам. Стороны обязывались выдавать друг другу перебежчиков — должников, беглых холопов и разбойников. В случае нападения на Новгородскую землю третьих сил, из-за Нарвы, свеям запрещалось оказывать им военную помощь, а при возникновении взаимных обид предусматривалось решение мирными средствами.
Но главным приобретением Великого Новгорода стал остров Котлин. В отличие от других торговых городов Варяжского моря, находившихся либо на побережье, либо в течении судоходной реки, Новгород имел крайне неудобное расположение. Обычно иноземные купцы, плывущие в Новгород, делали остановку на острове Котлин и перегружали свой товар с морских коггов на речные лодьи. Затем, ведомые лоцманами, они поднимались вверх по Неве, проходили по Ладожскому озеру, где нередко тонули из-за частых штормов, и поднимались вверх
Остров был частью великих торговых путей «из варяг в греки» и «из варяг в арабы». Прибывавшие на Котлин купцы дожидались здесь лоцманов из Новгорода, которые проводили торговые караваны через Неву и Волхов до Ильменя.
Ранее безымянный, остров получил свое название из-за истории с высадкой на него новгородской дружины. Завидев русских, свеи так быстро бежали с острова, что забыли на нем большой котел. Так это или нет, трудно судить, но не об этом речь…
— А што, Костка, ужо не гости ли к нам пожаловали? — прогудел своим басом атаман лоцманской артели Киприан Иванович. — Глядь-ко, у тебя глаза молодые… — он стоял на скалистом выступе и, щурясь, глядел на залитый солнечным светом залив, приставив ко лбу ладонь козырьком.
— Гости, дядя Купра! — спустя минуту весело откликнулся молодой парнишка, ученик лоцмана. — Четыре больших лодьи!
— Не лодьи, а когги, — проворчал атаман. — Это наши челны лодьями зовутся. Поди, снова Ганза в гости пожаловала. Флаги видать?
— Чтой-то непонятно… — Костка напряженно вглядывался вдаль. — Черный крест на белом полотне… Откель гости-то, дядя Купра?
— Узнаем. Мимо нас не пройдут. Ей, лежебоки! Хватит чесать бока, готовьте лодьи. Скоро будем груз принимать.
Народ, подремывавший на солнышке, но уже проснувшийся от гулкого баса атамана, нехотя начал подниматься. У берега на мелкой волне качались большие грузовые лодьи — около двух десятков. Предусмотрительные новгородцы, чтобы не терять время, заранее приходили на Котлин и дожидались здесь купеческих караванов. Ганзейские купцы из-за бесчинств пиратов обычно собирались в компании по пять-шесть судов, иногда под охранной военных кораблей.
Вскоре четыре иноземных судна бросили якорь возле острова. У пристани, крепко сколоченной из толстых досок и далеко на сваях выдающейся в залив, пришвартовался двухмачтовый когг новой постройки. Несмотря на то что судно было купеческим, его оснащение навевало Киприану Ивановичу несколько иные мысли. Когг грозно щетинился на все стороны стволами бомбард; их было слишком много для торгового судна. «Похоже, купец промышляет не только торговлей», — подумал атаман артели новгородских лоцманов. Впрочем, в этом не было ничего необычного: иноземные купцы при случае не упускали возможности ограбить конкурента. Особенно если тот не принадлежал к Ганзейскому союзу. А владелец четырех коггов, похоже, прибыл из более далекой страны, куда еще не дотянулись щупальца вездесущей Ганзы.
На пристань по корабельным сходням спустились двое; один из них, очевидно, был купцом, а второй — переводчиком.
— Здравствуйте, господа новгородцы! — поклонившись, сказал переводчик, немного коверкая слова. — Бьют вам челом Вент Фишгорст и мой господин, Готье де Брисэй. Мы хотим договориться с вами о доставке наших товаров в Новгород.
«Кажись, нашенский?.. — неуверенно подумал Киприан Иванович. — Больно рожа у него русская. Поди, беглец. Имя, правда, не тово… может, и иноземец. Кто знает…».