Красная волчица
Шрифт:
Яшка Ушкан ходил по ограде, шевелил то одним ухом, то другим и улыбался. Смерть Генки Ворона похоронила и тайну о связи с бандитами. Еще утром его вольная жизнь висела на тонюсеньком волоске и могла оборваться тюрьмой. И вдруг такой подарок…
— Яшку Ушкана в тюрьму? А фигу вы не хотели? — радостно хохотнул он.
Беспокоило его только ружье, которое забрал тогда у него Генка Ворон. Кто-нибудь из охотников опознает, потом выкручивайся. Ружья бандитов лежали в кладовке сельсовета, которая никогда не запиралась. Поздно вечером Яшка Ушкан пробрался
Глава XIII
Таисия Ивановна ушла на работу, а Люба прибралась по дому, взяла ведра и пошла за водой. Утро было солнечное, морозное. Горная река Муякан несла шугу, мяла ее о забереги. В воздухе стоял шум. За рекой лаяла собака, ее зычный голос эхом отдавался в горах.
«Может, Дима охотится там? — Люба глянула на гору, рассмеялась: придет же такая нелепая мысль. — Где он сейчас? Вернулся ли из погони за бандитами?»
Люба нашла на берегу камень, разбила им лед, зачерпнула воды. Дома ей бросилась в глаза ветка рябины с яркими гроздьями. Опять вспомнила Димку. Перед первыми заморозками Люба с ямщиком Мишей Коненкиным приехали на Громовой полустанок, Димка их уже поджидал. Возле зимовья горел костер. В нем жарились кедровые шишки.
— Дима, дай попробовать, — попросила Люба.
Димка отвел ее к ручью. Приподнял две доски. Под ними оказалась яма, доверху наполненная шишками.
— Это тебе, — Димка закрыл яму. — Поедешь по санной дороге, заберешь. Зимой пригодятся.
«Ты, дева, не много ли о нем думать стала? — остановила себя Люба… — Ну и что? Ребенок он еще». Но тут же уличила себя в лукавстве. Однако думы о Димке отогнала.
И вспомнился ей родной дом. Жили они под городом Карском в рабочем поселке. Мать работала на лесопильном заводе, она и сейчас работает там. Муж у матери работал сплавщиком. Погиб. Мать осталась с дочерью Василисой. Потом вот родила Любу. Люба даже не знает своего отца, мать о нем никогда не говорила. Василиса учительницей в городе работает. Люба после семилетки закончила шестимесячные курсы почтовых работников, работать ее направили в Юрово. Она звала к себе мать, но та не поехала, так и работает подсобной рабочей на заводе. «Хоть бы съездить в город, поглядеть да нее. Здорова ли?» Люба написала матери письмо и пошла на почту. Девчонки сортировали письма, газеты.
С улицы вбежала Муза Ярцева:
— Девоньки, новость: банду уничтожили. Но кого-то или убили, или ранили. Я толком не поняла.
У Любы кровь отлила от лица.
— Кто тебе сказал?
— Вереней Погорелов. Он как раз в этот день мимо Матвеевки проплывал.
— Где он?
— Дома.
Люба выскочила из почтового отделения. Погорелов, щупленький старичок с коротко остриженной бородой, шел с веслом от реки.
— Дедушка Вереней, как там в Матвеевке?
— Амба банде. Тот парень, который тебя спас, Воронов, самого главного бандита убил. Тот по парню из пещеры раз пять палил. Да дудки, охотника голыми руками не возьмешь.
— А кого ранили?
— Кузьмича, участкового милиционера. Воронов его на себе из леса вынес.
— А где же остальные были? Они же впятером за бандитами ушли.
— Где были?.. Знамо где, помогали Воронову. Кузьмичу пуля в плечо угодила. Без сознания. Я видел его, заходил к Семеновне чай пить.
— Жалко Кузьмича.
— Как не жалко. Старый партизан. Человек душевный. Да вылечит его шаманка. Она перед войной в городе на доктора училась.
Люба вернулась на почту.
— Тебе письмо, Люба, — встретила ее Муза.
У Любы радостно заблестели глаза.
— От кого, от Вити?
— Нет, от Аркадия Маркова.
— Давай. Они вместе партизанят.
Люба бережно взяла затертый в почтовых сумках треугольник, а у Музы в руках было еще письмо: желтоватый листок, сложенный вдвое. На лицевой стороне написан адрес. В левом углу — красноармейцы с развернутым знаменем идут в бой, а выше четко: «Смерть немецким оккупантам».
— А это кому? — спросила Люба.
Муза, опустив глаза, отдала ей письмо.
— Мне? — увидев свою фамилию, удивилась Люба. — Да от кого же это?
«Командир отряда», — медленно прочитала она на адресе отправителя, торопливо вскрыла конверт, вынула листок серой оберточной бумаги. «Извещение»…
Качнулся пол под ногами, перед глазами поплыл туман, и сквозь туман Люба прочла: «Убит на хуторе Дубки».
Люба вышла и тихо прикрыла за собой дверь. На угоре она постояла немного и пошла вдоль реки. Светило солнце. Муякан уминал шугу, нагромождал торосы на заберегах. Дома, не раздеваясь, Люба опустилась на табуретку возле стола. Посмотрела на похоронку. Но душа была глухой ко всему. Развернула письмо от Аркадия:
«Дорогие тетка Таисья и Люба, здравствуйте. Тяжело мне писать это письмо. С Виктором мы были как братья. Вместе громили фашистских гадов. Воевал он отважно. Многие захватчики нашли смерть от его руки на нашей земле. Но в одном из боев Виктор был тяжело ранен. Мы его оставили в небольшом хуторе. Через день, когда пришли за ним, вместо домов нашли пепелище. После нашего ухода ночью в хутор ворвались каратели. В живых никого не оставили, даже детей не пощадили гады. Не у кого было узнать, как погиб Виктор…»
Люба долго сидела неподвижно. Как же теперь жить? На крыльце послышались торопливые шаги Таисии Ивановны. Люба вздрогнула, встала. Таисия Ивановна остановилась, с испугом и надеждой посмотрела ей в лицо и все поняла. Ткнулась в грудь Любе, и обе женщины, не сдерживая рыданий, опустились на скамейку у окна.
Полторы недели не приходил в себя Матвей Кузьмич. Ятока сутками не отходила от него: кормила из ложечки, поила настоями трав.
На двенадцатый день он очнулся и попросил пить. Ятока приподняла его голову, напоила брусничным настоем. Матвей Кузьмич полежал немного, открыл глаза, осмотрелся вокруг и остановил взгляд на Ятоку. Ятока улыбнулась: