Красная звездочка
Шрифт:
Он посмотрел на меня странно, хотел что-то спросить, но передумал. Опустил кулаки и отвернулся. Я натянула телогрейку, к которой уже стала привыкать, и вышла во двор.
Мне стало ужасно грустно, захотелось домой. Интересно, что у нас сегодня на обед? Незаметно оказалась за школой. Видно, здесь давно никто не ходил: вокруг свежий снег и никаких следов. А что если попробовать есть снег? Взять и жевать, как будто это что-нибудь другое! Хотя я понимала, что это глупость, рука сама собой потянулась к чистому белому бугорку, и
В стороне от тропинки лежало яблоко. Маленькое яблочко, зелёное, с прозрачной от мороза кожицей, величиной с теннисный шарик, неведомо как попавшее сюда живое яблоко! Может быть, его только что обронили? Я оглянулась вокруг — нет ли рядом хозяина этого съедобного чуда? Но вокруг было пустынно. Тогда я, набрав снега в свои блестящие галоши, добралась до него, подняла, надкусила хрустящий, промороженный бочок, и кисло-сладким соком наполнился рот, таким вкусным, какого я не знала никогда раньше. Через минуту я съела всё, без остатка, с косточками и даже волокнистым жёстким хвостиком, который долго не разжёвывался, но всё равно был яблоком!
Как возле меня оказался Антон, непонятно. Я увидела его, когда он зашагал рядом, словно так и шёл раньше. Мне не хотелось разговаривать, потому что во рту ещё был вкус и запах яблока. Антон заговорил первым:
— Я сегодня утром нашёл в лесу тайник. Люблю бродить по лесу, кажется, что сейчас найдёшь сокровище или вообще что-нибудь таинственное. Шёл, шёл и — провалился.
Только сейчас я обратила внимание, что мы довольно далеко ушли от школы.
— Послушай, — сказал Антон, — давай я прямо сейчас покажу тебе тайник?
— А уроки?
— Я по арифметике всё равно задачки не сделал. А ты — новенькая, тебе ничего не будет.
Я кивнула. Мне очень хотелось посмотреть тайник.
Тропинка была извилистой, в один след, а кое-где и вообще по снегу. Антон шёл впереди, и мы не разговаривали. У огромного с тонкими сухими ветками куста Антон взял меня за руку, и ноги плавно поехали вниз. Здесь был крутой спуск — вход в тёмную пещеру.
— Это дот, — пояснил Антон, когда глаза привыкли к полумраку. — Долговременная огневая точка.
В бетонированной комнатке стояли чурбанчики, вроде тех, что получаются из бревна. На них можно сидеть. В узенькое продолговатое окошко-амбразуру на пол падала белесая полоса. Я заглянула в узкую щель — видна тропка, ведущая в военный городок. Но плохо видна, её заслоняют кусты, а летом отсюда вообще ничего не увидишь.
— Наши построили, — авторитетно заявил Антон, — когда с фашистами дрались.
— А может, фашисты! — засомневалась я.
— Фашисты по-другому строят, я знаю. Мы ведь в оккупации год жили.
Антон говорил приглушенно, будто нас
— Посмотрели — и ладно. Чего здесь торчать?
— Подожди. Здесь ещё кое-что есть, — кивнул в сторону. Я посмотрела туда. Стенка как стенка. Разве что на ней фотография смеющегося бойца возле танка.
— Отец? — спросила я. Антон был на него похож.
— Да. — Мальчик шагнул к стене, пошарил руками и неожиданно отодвинул темный квадрат, оказавшийся старой потрескавшейся фанерой. В стене была ниша. Там лежали продолговатые предметы, похожие на бутылки.
— Гранаты, — коротко пояснил Антон и спиной загородил находку.
— Надо немедленно сообщить куда следует, — заволновалась я. — Они же могут взорваться!
— Успеется! — беспечно махнул рукой Антон. Он вытащил из портфеля зелёную веточку сосны и стал прикреплять её над фотографией. Скобочка из согнутого гвоздя без шляпки обхватила ветку, и Антон осторожно камнем вколачивал её в стенку. Наконец ему это удалось. Он сел на чурбачок и задумчиво смотрел на фотографию.
— Папа у меня замечательный, — произнёс он негромко. — Он пропал без вести. Но обязательно найдётся. Когда в дом входит почтальон, я не могу на маму смотреть. Она очень ждёт письмо от папы, но боится получить похоронку. Это так страшно: конверт подписан чужим почерком, а в письме слова: «погиб смертью храбрых». «Наш папа пропал без вести», — говорит мама. А я не понимаю — как это? Есть-есть человек и вдруг — пропал. Да ещё без вести? Куда же он мог деться?
— Мог в партизаны уйти, — предположила я.
— В партизаны — мог! — оживился Антон. — Он у нас отчаянный.
Потом Антон обернулся ко мне и сказал:
— Ты на меня напрасно обиделась, когда я хотел с тобой завтраком поделиться. И придумала такое — борщ со сметаной… Люди должны друг к другу хорошо относиться, бережно. Так меня папа учил. Иногда обидеть можно совсем нечаянно, когда об этом и не думаешь. Хочешь, я тебе один случай расскажу? Про сапоги.
— Расскажи, — согласилась я и уселась поудобнее на чурбачок.
Несколько дней назад возвращаюсь из школы домой. Стучу: раз, раз-два. Ключ в кармане, но не люблю я отпирать дверь. Как хорошо, когда дверь в дом тебе открывает мама!
Первое, что меня встречает, — тепло. Оно сразу прямо охватывает лицо, согревает руки, и словно сваливается с тебя сто пудов: не надо растапливать надоевшую «буржуйку»! Это до того хорошо, что я улыбаюсь во весь рот. Просто так. И вижу на столе большой ящик. С него свисают верёвочки с большими бордовыми пуговицами — сургучными печатями. Посылка! От бабушки! Забравшись с ногами на стул, посылку разглядывает блестящими от возбуждения глазами Валюша, сестрёнка моя. Кудряшки разметались, щёки раскраснелись — интересно ей!