Шрифт:
Кто это?
Москва. Май 1918 г.
– Вставай к стенке! – голос комиссара пронзил меня пулей. Нет, тремя пулями: в голову, в сердце и в живот. Наверно, именно туда попадут эти трое, ещё вчера засевавшие поля где-нибудь под Рязанью, а теперь мобилизованные для борьбы с контрреволюцией. – Одной контрой сейчас станет меньше!
Комиссар выпрямился во весь огромный рост, широко расставил ноги, скрипнув сапогами, заложил руки за спину и, смерив меня презрительным взглядом, подал знак. Стволы винтовок нацелились в голову, в грудь и в живот. Всё правильно… Комиссар прошёлся вдоль шеренги, глядя в пол.
– Унтер-офицер кавалерии! Служил царю, награды получал, германский плен! Теперь решил служить революции?! Думал, поверим?! Не разгадаем твоё империалистическое нутро?!
Мой вид представлял жалкое зрелище: небритый, босой, из одежды только подштанники. Два месяца в казематах не прошли бесследно.
– Товарищ, комиссар…
– Гражданин комиссар!
– Гражданин комиссар, я говорил на допросах. На фронте, в плену проникся революцией. Ваши товарищи открыли мне глаза на империалистическую сущность войны.
Комиссар смерил меня взглядом полным презрения.
– Заряжай! Именем революции и трудового народа…
– Отставить! – в каземат вошёл невысокий человек в пенсне, фуражке со звездой и в такой же, как у комиссара, кожаной куртке, перепоясанной ремнями. Жидковатая бородка, из-под фуражки виднеется густая чёрная шевелюра. – Отставить, товарищи!
– Отставить! – повторил приказ комиссар и вытянулся перед вошедшим. – Товарищ Председатель Реввоенсовета, приводим в исполнение приговор. Царский золотопогонник!
Я почувствовал, что его самоуверенность улетучилась как пар из кипящего чайника.
– Какой он вам золотопогонник?! То старшие офицеры и генералы, а этот – унтер, – председатель держал в руке мои бумаги. – Отсутствуют некоторые документы, – обратился ко мне.
Я пожал плечами.
– Социальное происхождение?
– Отец из обедневших дворян. Мать – казачка.
– Поэтому пошли в кавалерию?
– Да.
– Считаете себя дворянином или казаком?
– Казаком. Простым крестьянином! – поторопился поправиться я. Казаки не приняли революцию. Надо сойти за своего, за крестьянина.
Председатель пронзил меня умным, леденящим взглядом. Стёкла пенсне отражали рыжий свет керосиновой
– Правильно! Рабочие и крестьяне – вот за кого мы боремся. Желаете присоединиться?
– Так точно, – по привычке едва не добавил «Ваше превосходительство».
– Рад, что и к Вам пришло осознание правильности нашех идей. Что убедило, не считая агитационной работы наших товарищей на фронте?
Вспомнить что из коммунистической макулатуры я читал!
– «Большевики и мелкая буржуазия» товарища Ленина и «Наша революция» товарища Троцкого.
Сдержанная улыбка появилась на лице председателя, как будто демон, наконец, получил очередную жертву и готовился праздновать победу.
– Что понравилось в «Революции»?
– Теория перманентности.
– Рад, что моя книга помогла Вам выбрать путь революционера. Читали Сталина?
– Кто это?
На сей раз лицо председателя расплылось торжествующей, несдерживаемой улыбкой. Раздался оглушительный хохот.
– Вы правы! Ох, как правы! Кто это… Вы родом из Царицына?
– Да. Саратовской губернии.
Председатель выдержал паузу, не сводя с меня внимательного взгляда.
– Дайте ему помыться, накормите, оденьте. Завтра ко мне.
– Слушаюсь, товарищ Троцкий! – отчеканил комиссар.
Генерал в фетровой шляпе
Новочеркасск. Ноябрь 1917 г.
Приёмная генерала Алексеева. Адъютант читает мои документы. Наконец, решается подать генералу. Возвращается без них. Значит, Алексеев согласился рассмотреть мою кандидатуру. Ожидаю час с четвертью. Наконец, у адъютанта звонит телефон.
– Исполняю, Ваше превосходительство. Проходите, господин Истомин. Генерал желает беседовать с Вами.
Привожу себя в порядок насколько могу, вхожу в кабинет. За широким массивным столом в стареньком засаленном мундире сидит маленький курносый старичок с высоким лбом и пышными усами. В глазах как будто с детства застыла печаль.
– Значит, Вы унтер-офицер кавалерии. Закончили Николаевское училище, служили на северо-западном фронте. Теперь желаете вступить в Добровольческую армию?
– Так точно, Ваше превосходительство.
– Армия только формируется. Как узнали?
– Из Вашей телеграммы в штаб Петроградского округа.
– Как оказались в штабе?
– Так сложились обстоятельства, – отвечаю первое, что приходит в голову, и понимаю, что ответ совершенно бездарный.
– С каких пор туда пускают унтер-офицеров кавалерии? Телеграмма была зашифрована. Могли прочитать только офицеры штаба.
Молчу. Сказать нечего.
– У Вас чистые, опрятные руки кабинетного офицера, без следов от поводьев. Походка не вразвалку, как у кавалеристов. Ноги держите вместе, немного сутулитесь, как будто просиживали над бумагами. Чувствуется, привыкли общаться с высокими чинами. Так что, по-прежнему кавалерист?