Красно Солнышко 2
Шрифт:
— Бери своего малыша, да пошли. Князь распорядился насчёт тебя особо.
— Князь? То сам князь был?!
Купава растерялась, а мужчина средних лет пояснил:
— Князь воинский Ратибор Соколов. Пошли, девица. Путь нам не близкий предстоит. Али помочь тебе?
Не спрашивая разрешения, подхватил мальчика на руки, и, не оглядываясь, зашагал к воинам охраны. Те молча развели копья, пропуская его и боярышню, затем снова сомкнули. Едва все трое оказались на свободном месте, как к ним подошёл юноша лет пятнадцати, внимательно взглянул на девушку и мальчика, молча кивнул головой и отступил в сторону, пропуская дальше… Затем был путь по многолюдным чистым улицам. Купава уже устала, ей было очень жарко, но мужчина спокойно шагал, словно и не нёс Борку на руках. Тот же вертел головой во все стороны, ему всё было интересно. Наконец, когда славянка уже была готова взмолиться о передышке, синий резко затормозил перед большой дверью в глиняной
— Заходите. Ждут вас уже…
…Ратибор внимательно рассматривал расстеленный перед ним на полу дома доспех арконского воина и лежащее рядом прочее оружие. Только час назад он столкнулся с горем. Настоящим горем, которое пришлось испытать тем, кто приехал из старых земель. Его словно опалило словами мальчишки, и он, поддавшись чувству, велел определить его с той, что являлась его тёткой, в учебную слободу. Вырастет парень настоящим воином, сможет отомстить за павших братьев и сестёр, да родителей. А жёнка… Что — жёнка? И ей дело найдут. Тайники да розмыслы всё, что можно о старых землях да людях, там живущих, узнают, да запишут — будущим розмыслам[12] на пользу пойдёт. Нельзя родные края без присмотра оставлять. Ещё придёт время, когда славы вернутся домой, чтобы вернуть отчие края Истинным Богам, изгонят заразу Трёхликую… Однако то, что князь видел перед собой ему не нравилось. Очень сильно не нравилось… Доспех сделан грубо. Качество металла низкое. Это даже не сталь, а простое закалённое железо из простой ручной домницы. Следы ударов молота, скверная пайка крупных, слишком крупных колец. Даже доспех отца, Брячислава Вещего, висящий в Детинце Славгорода на почётном месте сделан куда лучше… Ратибор наклонился, взял в руки меч. Взмахнул, примеряясь к балансу… Скверно. Неуравновешен. Следы ударов вражеского оружия. Прищурился, вглядываясь в рисунок стали — это не булат. Нечто среднее. Лезвие тупое. По сравнению со славгородскими мечами, конечно. Там, может, это и нормальное оружие… Положил на место. Тяжёлый нож-скрамасакс даже смотреть не стал — неуклюж, неудобен. Их оружие опять же лучше. Взял в руки лук, натянул тетиву, тот выгнулся обеими рогами. Тронул тонкий шнурок пальцем — запел он на разные голоса. Подивился удивительному звуку. Попытался натянуть — с жалобным хрустом тот переломился в середине. Тетива же осталась невредимой. Да что же это такое?! Они что там, на Родине, совсем оружие доброе делать разучились? Снова подобрал обломки, снял шнурок, подивился невиданному материалу. Ровный, тонкий, гладкий. Скользит в руке нежно. Подумал, поднялся с места, подошёл к стене, снял тяжёлый боевой лук славгородцев, упирая коленом в седло, выгнул оружие в обратную сторону, надел арконскую тетиву… Выдержала! Тронул пальцем — звук был совсем другой! Чистый, звонкий… Попытался натянуть, сколько хватило сил… Рога почти сомкнулись, но тетива держала… Отпустил… потом с оторопью смотрел на разрез, из которого хлестала струёй кровь… Спохватился, выбежал наружу, подозвал отрока. Тот метнулся опрометью, принёс ларец со снадобьями, по пути тот кликнул лекаря… Старик долго пенял князю, словно неразумному дитя — едва не располосовал себе тот сухожилия струной тонкой, словно женский волос… Зато понятно стало, что за щиток непонятный среди доспехов был: прикрывал он запястье той руки, что лук держит… А тетива хороша! Тонкая, и прочная на диво! Да только если Малх Бренданов действительно выдумал то, о чём речь в письме была, то луки, да многое другое, уже ни к чему… Взглянул в окно — уже стемнело. Пора и самому спать идти. Добрыня то, как челядинцы доложили, едва поел, так за столом и уснул. И не мудрено — весь поход спал по два, по три часа, да и то урывками. Столько всего каждый миг решать приходилось… А мальчишка должен добрым воином стать… Подумал князь, проваливаясь в глубокий сон сильного человека…
Глава 3
…Громовой удар больно ударил по ушам, а лошади нервно вздрогнули, запрядали ушами, приседая на задние ноги. Жеребец Добрыни с диким ржанием встал на дыбы, слепо молотя передними копытами в воздухе, но крепкая рука, рванувшая узду, и сжавшие рёбра животного ноги, способные удерживать камень весом в два пуда почти двенадцать часов почти мгновенно заставили того застыть на месте. Боевой тур, на котором на стрельбище прибыл начальник тяжёлой кавалерии Буян Кузнецов, просто чуть присел и гулко, протяжно замычал… Где то там далеко, на расстоянии примерно в два перестрела двухпудового лука[13] вспухло облако пыли и камня.
— Ничего себе…
Прошептал кто-то, а Малх Бренданов, коренастый, в прародителя невысокий, довольно хмыкнул:
— Вообще и дальше палить можем. Но меткости нет.
Ратибор спрыгнул с коня, отдал повод возникшему перед ним отроку, приблизился к ужасному орудию войны, продемонстрированному хитроумным махинником. Тот же, возникнув рядом, пояснял:
— Две трубы стальных. Цельные вытянуть не смогли. Потому в каждой по шву, развёрнутому друг к другу навстречу. То есть, за спиной каждой трубы шов. Между трубами — опять же сталь жидкая залита. Для прочности. Много попыток сделали, пока получилось прочно. Внутренняя труба, куда зелье и снаряд укладываются, на конус изготовлена. Потому ядро и садиться прочно, и зелье не мимо него в щели идёт, а всё полностью уходит на работу. И летит снаряд куда как дальше, если бы просто круглое дно было.
К орудию подошёл Добрыня, с ним вместе и Буян. Покосились на остро воняющий непонятно чем механизм, утверждённый на массивной колоде, потом командующий турами задал вопрос:
— А палить из него только этими шарами можно? Так толку мало. Ну, одного, при удаче двоих завалить можно…
Тут Малх просто просиял:
— Это я вам дальность стрельбы показывал. Сейчас прочие чудеса покажу!
Отбежал в сторону, замахал руками, отдавая распоряжения подмастерьям, те засуетились возле трубы, а военные внимательно наблюдали за их действиями: вот один из них чем то вроде большого ерша, которым чистят трубы печные, орудует, так же, похоже, чистя ствол. Потом другой вкладывает внутрь трубы мешочек из хлопка. Явно с огненным зельем. Первый, что до этого орудовал мешком, длинной палкой, на конце которой деревянная шайба, проталкивает тот мешок внутрь трубы, а второй в это время стоит уже наготове с большой войлочной пробкой. Первый тем временем меняет свой прибойник на длинный шест с лезвием на конце, несколько раз втыкает его в мешок, уже оказавшийся на дне трубы. Затем ставят пробку, плотно забивают её до упора. А после этого… Ратибор не поверил свои глазам — точно такую же пробку, только из воска, аккуратно вталкивают внутрь. Затем подмастерья отбегают назад, а сам Малх подносит зажжённый фитиль к крошечному отверстию на конце трубы. Снова грохот, пламя из противоположного конца трубы, колода вздрагивает, и… Дикий вой. Земля вдали словно вскипает, а на лице махинника довольная донельзя улыбка. Едва князь проковырялся в ушах, как тот подскочил к нему и затараторил:
— В воске пули круглые, малые. От огня тот плавится, и пули сами летят во врага. Пять сотен мы заливаем для этого калибра. Зараз. Почитай, пять сотен стрел только что выстрелили!
— Пять сотен?!
Не веря услышанному переспросил Добрыня, трясущий головой, словно пытался вытряхнуть невесть как попавшую в уши воду.
— Не веришь — сам посчитай.
Обиделся махинник, показывая на такой же точно снаряд, стоящий на столе. Приготовился вновь заряжать своё орудие, но князь махнул рукой, мол, не надо пока. Направился к столу:
— Это что?
— Внутри такая же смесь, какой и стреляем. Но неудобно оно. Опасно. Не рассчитал фитиль — в стволе взорвётся. Или будет гореть, когда упадёт, и враг потушить может. А так — падает, и взрывается. Осколки чугунные по ворогу бьют, ранят.
— А тут?
— Огонь наш негасимый по книгам жрецов. Пояснять, что будет, не надо?
Не преминул съехидничать потомок монаха, за что получил тычок в бок, и воинский князь зашагал в сторону, к накрытому столу. Только вместо еды на нём красовались непонятные устройства. Внимательно посмотрел на диковинные устройства, потом произнёс:
— Как я понимаю, это что-то вроде громовика твоего, только с рук палить?
— Верно, княже. Оно самое. Можешь сам испытать.
Ратибор взял в руки ручное чудовище, прикинул — тяжёлое. Но держать можно. А Малх торопливо пояснял:
— Стреляет от фитиля. Одной пулей, что в снаряде громовика пульном. Так что сразу на всё пули льём. Только, княже, будешь палить, отворачивайся. По первому разу можешь пострадать. Потом, когда освоишься…
Запалил фитиль самолично, князь приложил оружие к плечу, похоже на самострел. Повернул лицо чуть в сторону, нажал на крючок внизу, бахнуло… Да в плечо так въехало, что чуть не выронил малый громовик из рук. Зашипел, а Малх трещит, словно сорока:
— Плотнее прижимать нужно, княже! Тогда больно не будет!
— Так сказать сразу нужно было, дурень!
Не выдержал стоящий рядом Добрыня, отвесив в сердцах подзатыльник махиннику. Тот, впрочем, не обиделся. Росли то все вместе втроём, и колотушек в юности друг другу перепадало от каждого не мало… Ратибор потряс головой, потом спросил брата:
— Что было то? Я не смотрел.
Тот добросовестно разъяснил:
— Фитиль в бок пошёл. Оттуда как фыкнет! Потом, понятно, пуля улетела. Далеко. Я не видел куда.
Князь начал свирепеть:
— И что толку от твоей ручницы, если стрелок в белый свет палит, как в полушку?!
— Ты, княже, в первый раз стрелял. Потому и просил тебя глаза поберечь. А вот я выстрелю, позволь?
Взял второй самострел огнебойный, запалил фитиль, приложил к плечу, прищурил глаз, произнёс:
— Смотри туда, княже. Где мешок стоит с шерстью.
Ратибор перевёл глаза туда, куда было велено. Бах! Мешок дёрнулся. Однако… А ведь Малху стрельба из лука так и не далась! А тут…