Красное, белое и серо-буро-малиновое
Шрифт:
Сидор Сидорович, который ещё полгода назад в деревне звался просто Сидорка-пьянчужка, важничал, ломался, мол, ничего не знаю – учёт есть учёт, должны мы отдать столько-то пудов хлеба, и всё тут! Но, косясь на горлышко бутыли, выглядывающей из принесённого в его избу крестьянином мешка, начинал мяться и входить в положение. Тут крестьянин, разводя руками, обычно говорил:
– Сидор Сидорыч, мы что с тобой – не русские люди, что ли? Давай-ка с устатку первачу по стаканчику выпьем.
Выпивали по стаканчику, потом по второму… Сумма зерна в ведомости, которое должен был сдать этот крестьянин, потихонечку уменьшалась пропорционально выпитому количеству самогона и доходила до приемлемого значения.
Дальше – больше. Некоторые комбеды
Известно, что ещё 24 августа 1918 года вышел декрет «Об отмене частной собственности на городские недвижимости». Глуповские Советы начали ещё до этого декрета вселять бедноту в городские квартиры, но сделать это не успели – Елизавета Ани-Анимикусова со своей Белоглуповской армией заняла губернию и восстановила старые порядки, выгнав бедноту обратно в бараки и землянки (предварительно выпоров). Поэтому лишь после освобождения Глупова от белых Советы принялись реализовывать декрет в полной мере. В соответствии с его положениями местные Советы сами определяли предел стоимости недвижимости, выше которого недвижимость изымалась у владельцев в форме муниципализации. Домовладельцу такого имущества под страхом выселения или заключения в тюрьму запрещалось взимать наёмную плату с квартирантов.
Жил себе, не тужил, например, горный инженер Анимикусов Алексей Сергеевич, дальний родственник князя Ани-Анимикусова. Снимал в доходном доме на центральной улице Глупова квартиру в шесть комнат, а затем и выкупил квартиру у домовладельца. И оказалось, что стоимость его квартиры превышает порог, установленный Глуповским Советом. Совет муниципализировал квартиру инженера, оставил ему одну комнату как спецу, а в другие четыре поселил бедняков из глуповских трущоб, которые всю жизнь пользовались дворовыми нужниками и мылись только по субботам в бане. Пользоваться унитазом и ванной они не умели и не хотели учиться. Нет нужды говорить о том, во что превратилась бывшая чистенькая и уютная квартира горного инженера, а ныне – коммунальная квартира.
Квартиры изымались, и в них селились все те из бедноты, кто писал заявления в местные Советы. Конечно, при необходимости к заявлению кое-что прилагалось для стимулирования процесса, ведь в советской власти сидели все те, кто недоедал и недопивал при царском режиме, а теперь спешил воспользоваться своим положением для компенсации недоеденного и недопитого.
Само собой разумеется, что и особняки были конфискованы тут же. Селить в особняки людей советская власть как-то боялась. Поэтому в особняки въезжали самые разные учреждения, после чего учреждения письменно уведомляли об этом местные Советы. Матрёшкин с ЧК, например, занял особняк Глуповской епархии, выгнав пинками церковнослужителей, не дав им даже закончить обед. В этом здании были замечательные подвалы с высокими потолками, толстыми стенами и оконцами, выходящими во двор особняка. В этих подвалах при епархии хранились всякие продукты – соленья, наливки, солёное сало, головы сахара и соль… Всё это чекисты прибрали к рукам и по-товарищески разделили между собой. Подвалы оказались очень удобными для тюрьмы при ЧК.
Матрёшкин, в целях личной безопасности, занимал верхний этаж бывшей епархии – в подвале, как я уже говорил, находилась тюрьма; на первом этаже – службы и кабинеты; на втором – кабинеты председателя ЧК, его заместителей и начальников основных отделов; а третий, верхний этаж, который ранее был жилыми помещениями отцов епархии, занимал теперь под квартиру один Матрёшкин.
Маленький изящный особнячок в стиле модерн розового цвета, который принадлежал артистке Глуповского театра Мальвине Брежзинской – как поговаривали, любовнице князя Ани-Анимикусова, которая бежала вместе с белоглуповцами в Крым, – заняла Зойка Три Стакана. А поскольку Зойка Три Стакана была очень занята советской деятельностью, ей в помощь оставили всю прислугу Мальвины и платили этой прислуге приличное жалованье. У входа в особнячок сколотили из горбыля сторожевую будку, покрасили её тёмно-зелёной краской, в которой сидела охрана и никого к Зойке в дом не пускала. Будка, конечно, и своей архитектурой, и цветом совершенно портила вид особнячка, но кто думает во время революции о гармонии цветовых и архитектурных форм?
Как закончился социализм по Кузькину
На следующее утро после завоевания Глупова Красноглуповской армией прежние чиновники явились в присутственные места и стали скрипеть перьями, марая бумагу. Зойка Три Стакана, приступив к управлению Глуповской губернией, собрала их всех в зале собрания, вытащила из кармана кожанки наган, положила его перед собой на стол и задала вопрос:
– Ну и кто из вас служил белым?
Чиновники вытолкнули из своей среды Полушкина и сказали:
– Вот. Он первый начал служить.
Полушкина по распоряжению Зойки Три Стакана арестовали, и в ЧК он начал давать признательные показания о том, как сдал советскую власть и как служил белым. Следствие вёл Матрёшкин с двумя своими заместителями – Кечистовым и Чекистовым. Оба дружили с Матрёшкиным ещё с тех времён, когда пацанами бегали босиком по деревне Мокрушкино и по ночам залезали в огороды середнякам и кулакам, воруя там овощи и фрукты. Но Кечистов и Чекистов, в отличие от Матрёшкина, были призваны в действующую Армию и почти год провели на фронте. Оба в декабре 1916 года дезертировали с фронта и бежали в Глупов, где вместе с Матрёшкиным жили на складе лыковязальной артели и подрабатывали случайными заработками, а также мелкими кражами, не опускаясь всё же до откровенного разбоя. Когда Матрёшкин стал главным милиционером Головотяпии и мог своим служебным положением защитить их от уголовного преследования за дезертирство, оба они пошли в советскую милицию и исполняли любые приказания Матрёшкина.
В отличие от Матрёшкина, оба они «понюхали пороху», участвовали в штыковых атаках, и жизнь человеческая для них была не дороже ломаного гроша. Поэтому, когда Матрёшкин выходил из пыточной комнаты и поднимался на третий этаж в свою квартиру отдохнуть и попить кофию (ему понравилось, как кофе готовили повара бывшей епархии), Кечистов и Чекистов подвергали Полушкина изощрённым пыткам.
В итоге выяснилось, что Полушкин возглавлял глубоко законспирированную сеть белых пособников из числа царских чиновников-монархистов, которые создали контрреволюционную организацию «Глуповские монархисты». Вся вражеская сеть была выявлена, каждого из членов этой сети арестовали и каждый из них признался во всём, в чём их уличало следствие, и её участники в соответствии с законами военного времени были прилюдно расстреляны. Среди участников контрреволюционной организации оказался и отец Вари Круглолицыной – Владимир Васильевич Викторов.
Во времена существования Головотяпской Республики Елизавета Ани-Анимикусова поручила ему возглавить министерство здравоохранения, а поскольку больше это было делать некому, поскольку все более или менее сведущие в лечебном деле врачи были в действующих Белоглуповской и Красноглуповской армиях, Владимир Васильевич согласился, хотя был известен как хороший практикующий врач, а не чиновник.
Он также был приговорён к расстрелу, но об этом узнала Варя Круглолицына, которая отпросилась с фронта и примчалась в Глупов спасать отца. Сразу же с вокзала Варя бросилась в кабинет к Зойке Три Стакана.