Красное, белое и серо-буро-малиновое
Шрифт:
Вихляевское восстание
Заканчивался 1920 год, а вместе с ним и социализм по-кузькински. Глуповские мужики перестали растить хлеб, картофель, репу и морковь в прежних количествах – ведь им продотряды оставляли только ту часть урожая, которая позволяла крестьянам кое-как прожить, а всё остальное изымалось и отправлялось по разверстке в Глупов, где частично отправлялось на фронт Гражданской войны, частично отправлялось в Москву, частично отправлялась на склады самого Глупова для распределения по карточкам, а в значительной части исчезало в неизвестных направлениях.
Продотряды
Пришёл в деревню Вихляевку в конце ноября 1920 года продотряд во главе с Кузькиным – хлеб да другие продукты по развёрстке забирать. По дороге в Вихляевку (а путь туда, как следует из названия деревни, не близкий и не прямой) продотряд останавливался в разных деревнях и проводил реквизиции излишков. Кузькин занимался изъятием самогона – другим он доверить эту работу не решался. В результате недельного путешествия к Вихляевке продотряд был похож скорее на мобильную торговую ярмарку, нежели на боевой отряд. Во главе отряда ехал сам Кузькин, обнявшись с четвертью очищенного молоком самогона. За ним на санях двигались другие участники отряда, причём в санях были как мешки с зерном, так и самое разное барахло – отрезы материй, самовары, утюги, сало и сапоги.
Некоторые бойцы отряда, реквизировавшие в сёлах гармошки, наигрывали, развалившись в санях, удалые головотяпские народные песни типа «мать твою растудыть, буду водочку я пить». К некоторым саням были привязаны реквизированные коровы и овцы, а реквизированные свиньи из-за их неспособности передвигаться по снегу были на месте разделаны и везлись в санях замороженными тушами.
Боевой характер продотряда выдавало только красное знамя, древко которого было привязано к передним саням командира продотряда Кузькина, но в общем цветовом разнобое обоза и оно смотрелось не столько как символ боевой части, сколько как нарядные красные ленты ярмарочного балагана.
За очередным поворотом к Вихляевке, когда на горизонте были уже видны поднимающиеся ввысь синие дымы печных труб, прокатанную в снегу дорогу в деревню загородила цепь вихляевских мужиков с вилами. Кузькин, который сидел в первых санях, аккуратно опустил из рук бутыль самогона на сено в санях, выплюнул изо рта папироску и вразвалочку подошёл к вихляевским мужикам, которые при виде Кузькина ощетинились вилами. Посмотрев в глаза мужикам, Кузькин недружелюбно спросил:
– Чего стоим? Чего дорогу перегородили? Али уже Карла Маркса не боимся?
Мужики как-то вдруг хором ответили:
– Не пустим продотряд в деревню! Всё отдали уже!
– Да вы знаете, кто я такой? Я – комиссар по продотрядам Кузькин! Вот ужо я вам! А ну-кась разойдись по избам да хлеб для реквизиции приготовь!
Тут из круга вихляевских мужиков вышел один мужичонка в красноармейской шинели, невысокого роста и чернявенький, со шрамом через всё лицо от врангелевской шашки, по фамилии Александров, и сказал:
– Слушай ты, Кузькин! Вот мы все тут отвоевали в Красной армии за мировую революцию, за власть Советов и домой вернулись, а дома жрать нечего. Всё вам, городским, отдали! Осталось только посевное зерно, сами сушёную лебеду, крапиву да сныть едим, а ты хочешь ещё последнее отнять? А чем мы сеять тогда будем? С голоду ведь помрём! Уйди лучше подобру-поздорову! Наш сельский совет принял решение ничего сверх того, что положено, не отдавать. И комбед с ним согласен. Так что вот вам бог, а вот и порог!
Кузькин таких смелых речей никогда и не слыхивал. Обычно, когда он представлялся да произносил страшное слово «комиссар», то сразу же все становились покладистыми. А тут – бунт какой-то. Достал он тогда маузер из кобуры и пальнул разок для острастки в воздух. Продотрядовцы тогда из саней повысыпали, гармошки в санях поставляли и быстренько ружья свои на изготовку вскинули, приготовились к стрельбе. Вихляевские мужики и разбежались.
– То-то! – усмехнулся Кузькин.
Спрятал маузер, вновь обнял бутыль самогона и велел возчику, махнув рукой в сторону Вихляевки:
– Трогай!
Обоз тронулся в сторону Вихляевки. Но мужики, как оказалось, вовсе не испугались выстрела из маузера, поскольку были они на войнах стрелянные. Только Кузькин с отрядом подошёл к деревне на ружейный выстрел, как открылись ворота ближайшего амбара и оттуда вихляевские мужики на руках пушку выкатили, развернули её в сторону продотряда и как стрельнули поверх саней! От испуга Кузькин сделал неловкое движение – бутыль с самогоном ударилась о реквизированный утюг, лежавший среди множества других вещей в санях Кузькина, и лопнула. Обломок стекла бутыли порезал Кузькину пузо поперёк туловища.
– А ну поворачивай назад, продотряд! – закричали вихляевские мужики. – А то в следующий раз уже и по головам саданём!
Продотряд в панике бросился бежать и скакать наутёк от Вихляевки. Вёрст через десять остановились передохнуть, глядь – а Кузькин-то ранен! Перевязали его как могли, промыли рану оставшимся самогоном и отправились в Глупов. По дороге от потери крови Кузькин потерял сознание, и его сразу же по приезде в город отвезли в городскую больницу, которой заведовал Викторов, проходивший в больнице исправительные работы за сотрудничество с режимом Лизки.
Сами же продотрядовцы гурьбой ввалились в кабинет Зойки Три Стакана и, перебивая друг друга, сочиняя на ходу всё новые и новые подробности, рассказали ей о том, что в деревне Вихляевке Глуповской губернии появилась белогвардейская банда, вооружённая до зубов пушками и пулемётами, общим числом бойцов до тысячи человек. Рассказали они также о том неравном бое, который был вынужден принять продотряд, и как, поубивав с сотню бандитов, но остановленные шквальным орудийным огнём, они на руках вынесли с поля боя своего единственного раненого – командира Кузькина. Зойка Три Стакана приказала не паниковать, а сама отправилась в больницу.
К тому времени Кузькин, не приходя в сознание, умер. Зойка Три Стакана обратилась к Викторову:
– Как так? Почему допустили смерть такого человека?
– Большая проникающая рваная рана брюшной полости – стеклом от бутыли с самогоном… Повреждены жизненно важные внутренние органы. Усугубилось всё ещё и ожогом от самогона этих органов. К тому же – большая потеря крови. Так что сделать ничего не смогли наши врачи…
– Нет, доктор, ты что-то путаешь. Умер Кузькин от вражеской пули. Об этом все продотрядовцы заявляют, ты что-то путаешь!