«Красное и коричневое» и другие пьесы
Шрифт:
Г е л е р. Как отнеслась к этому фрейлейн Рихтгофен?
Т р а у б е. Она ничего не поняла.
Д и л ь с. Вы уверены?
Т р а у б е. Да.
Д и л ь с. И этот уверен. А вы знаете, что ждет вас?
Т р а у б е. Знаю.
Д и л ь с. И ни о чем не жалеете?
Т р а у б е. Не жалею.
Д и л ь с. Что вы сказали? Повторите, Траубе.
Т р а у б е. Я сказал, что не жалею.
Д и л ь с. Вы слышите, господин Гелер? Ваш человек не жалеет. Но хоть мать свою вы жалеете?
Т р а у б е. У меня нет матери.
Д и л ь с. Тогда мы похороним вас за счет государства. Торжественно, с барабанным боем…
Т р а у б е. Мне безразлично.
Д и л ь с. Повторите, Траубе!
Т р а у б е. Я сказал: мне безразлично.
Д и л ь с. Мне тоже.
Т р а у б е. Если можно, дайте воды…
Д и л ь с. Кого вы просите?
Т р а у б е. Господина Гелера.
Д и л ь с. Господин Гелер, дайте ему воды!
Гелер подходит к Траубе и бьет его по лицу.
Т р а у б е. Это во имя великой Германии?
Г е л е р (бьет его в живот). А это, чтоб ты замолчал.
Д и л ь с. Зачем? Пусть немного поговорит. Замолчать его заставят другие. Говорите, Траубе.
Траубе молчит.
Говорите!
Т р а у б е. Вы — мертвецы. Мне нечего вам сказать. Советую поскорее покончить со мной, потому что если я отсюда выйду, то молчать не буду.
Д и л ь с. Мы так и сделаем! (Звонит.)
Входит п о л и ц е й с к и й с о ш р а м о м.
Уведите его! И — кончайте!
Т р а у б е. Вы — мертвецы.
Д и л ь с. Приведите Фрика.
Полицейский выводит Траубе.
Мне кажется, с этим делом пора кончать. Мы его слишком затянули. От вас, Гелер, будет зависеть многое. Я, кажется, уже говорил вам об этом.
Г е л е р. Да, господин министерский советник.
П о л и ц е й с к и й с о ш р а м о м вводит н а д з и р а т е л я Ф р и к а. Видно, что его тоже били. Дильс вынимает из ящика стола книгу, которую Фрик передал Димитрову.
Д и л ь с. Фрик, вы знаете, что написано в этой книге?
Ф р и к. Никак нет, господин начальник.
Д и л ь с. Отвечайте четко и быстро. Мы не можем долго заниматься такими предателями, как вы.
Ф р и к. Я не предатель, господин начальник. Я — немец.
Д и л ь с. Вы не только предатель, но и идиот. Или только прикидываетесь идиотом? А, Фрик?
Ф р и к. Меня много раз называли идиотом, господин начальник. Может, я и в самом деле идиот.
Д и л ь с. Не хитри, Фрик. Димитров сказал, что эту книгу он получил от тебя.
Ф р и к. Иностранец может сказать, что я написал эту книгу. Что ж, разве можно ему верить?
Г е л е р. Ты все-таки неблагодарный, Фрик. Тебя перевели в Берлин, положили большое жалованье…
Ф р и к. Я его еще не получил.
Д и л ь с. И не получишь. Неужели ты не понимаешь, что за такие дела тебя ожидает смерть?
Ф р и к. Смерть ожидает каждого, господин начальник, независимо от чина.
Д и л ь с. Ты рассмешил меня, Фрик. Я был злой, а ты развеселил меня. Ты, наверно, и умирать будешь весело.
Ф р и к. До сих пор я умирал весело, господин начальник. Один раз на фронте разорвалась мина, и меня стукнуло в живот. После я узнал, что осколок угодил в ложку моего товарища — его тоже звали Фриком, — и эту ложку вытащили из моего живота. Три дня бедняга ел руками, пока врачи не вынули ложку из моего живота и не вернули ему. Второй раз, господин начальник…
Д и л ь с. Пропусти второй раз, расскажи о третьем.
Ф р и к. Третьего раза пока не было.
Д и л ь с. А… Ну ничего, Фрик, будет.
Ф р и к. Это от меня не зависит.
Д и л ь с. А от кого же? Наверно, это было не в первый раз?
Ф р и к. Что, господин начальник?
Д и л ь с. Да это, с книгой.
Ф р и к. В первый раз, господин начальник.
Д и л ь с. Значит, сознаешься, что передал эту книгу Димитрову?
Ф р и к. Никак нет, господин начальник. Я сказал, что в первый раз меня обвиняют в таком гнусном деле.
Д и л ь с (звонит). В конце концов, Фрик, значения не имеет, кто передал эту книгу — ты или кто другой. Ты — надзиратель, а книга прошла через дверь, которую охраняешь ты. Так что желаю тебе и в третий раз умереть весело.
Ф р и к. Постараюсь, господин начальник.
Д и л ь с. Мне кажется, Фрик, ты не веришь, что дело серьезное.
Ф р и к. Вы меня обижаете, господин начальник. Как же я могу не верить своему начальнику? Для меня начальник все равно что бог, даже больше, потому что бог прощает, а начальник — нет.
Д и л ь с. Ты веселый человек, Фрик. Жаль, что я не смогу присутствовать на твоих похоронах.
Ф р и к. Я не обидчивый, господин начальник. Постараюсь присутствовать на ваших.
Входит п о л и ц е й с к и й с о ш р а м о м.
Д и л ь с. Где вы пропадаете? Сколько можно звонить?
П о л и ц е й с к и й. Виноват. Один там повесился…
Д и л ь с. Приведите Димитрова.
Затемнение.
Свет загорается. В камере — Д и м и т р о в и в р а ч-г е с т а п о в е ц.
В р а ч. Вы, видимо, удивлены, почему я вас не осматриваю?