«Красное и коричневое» и другие пьесы
Шрифт:
Г е л е р. Это ложь. Это не его почерк.
А д е л ь. Это почерк Траубе.
Г е л е р. Нет! Здесь замешано третье лицо… Ты понимаешь, Адель? Это провокация! Неужели ты можешь поверить, Адель? (Обнимает ее.) Скажи, ты веришь, что я способен на такую подлость по отношению к тебе?
А д е л ь. У меня здесь был неплохой учитель, и я кое-чему успела у него научиться. Теперь я, пожалуй, смогу самостоятельно восстановить одну версию… Траубе… Фрик… Адель Рихтгофен — на всякий случай. Траубе, кажется, ухаживал за ней… любовь… не исключено, что он из любви сказал ей что-нибудь лишнее по дороге… Можно же так рассуждать?
Г е л е р. Адель, посмотри мне в глаза. Посмотри
А д е л ь. Не знаю, ничего не понимаю… Когда я смотрю тебе в глаза, мне кажется, что я тебе верю.
Г е л е р. Спасибо тебе, Адель.
А д е л ь. И все же, тебе не кажется, что воздух здесь наполнен каким-то странным запахом? Тяжелым и в то же время приятным.
Г е л е р. Это пройдет, Адель, все пройдет. Ты устала. После победы отдохнем. Поедем вместе в Тюрингию. Хорошо?
А д е л ь. Конечно, поедем!
Г е л е р. Спасибо тебе, Адель. Большое спасибо!
А д е л ь. Прошу тебя, оставь меня, пожалуйста, одну!
Гелер уходит, Адель садится за стол и невидящими глазами смотрит в пространство.
Затемнение.
Свет снова медленно загорается. Г е л е р входит в свой кабинет, бросает портфель на стол, открывает листок календаря и звонит. Входит п о л и ц е й с к и й с о ш р а м о м.
Г е л е р. Если фрейлейн Рихтгофен здесь, попросите ее зайти ко мне.
Полицейский уходит. Гелер обхватывает голову руками. Входит А д е л ь, подходит к нему и целует.
Г е л е р. Какое сегодня число, Адель?
А д е л ь. Двадцать шестое февраля.
Г е л е р. Двадцать шестое февраля тысяча девятьсот тридцать четвертого года… Самый страшный день в моей жизни.
А д е л ь. Ты о чем?
Г е л е р. Я только что был у Дильса. Это ужасно.
А д е л ь. Что случилось? Ну, говори же! Не томи!..
Г е л е р. Твоя версия была без завершения… К Фрику и Траубе ты прибавила Рихтгофен… Чтобы круг замкнуть, назови еще одно имя.
А д е л ь. Ничего не понимаю.
Г е л е р. Это имя — Гелер! Все! Точка.
А д е л ь. Что это значит?
Г е л е р. Это значит, что все, что написано в письме, которое ты читала, — правда. История с похищением секретных документов и с Траубе — выдумка. А само письмо — просто трюк. Дильс знает о наших отношениях… Да-да, он знает… Шеф сам говорил мне об этом. Письмо было подброшено для того, чтобы поссорить нас… Лично я не был посвящен в эту историю.
А д е л ь. Странно, очень странно. Не понимаю, кому и зачем понадобилось информировать нас о попытке уничтожения Димитрова. Ведь смерть Траубе давала полную возможность сохранить эту историю в тайне.
Г е л е р. Ты права. Но дело в том, что Траубе любил тебя… И если б он проговорился тебе, а ты, естественно, мне… Фрик тоже был в машине, но для него нашли другой способ. Дильс хитро расспрашивал меня, о чем мы говорили с тобой, как вел себя в машине Траубе, был ли у него контакт с Димитровым. Потом снова спрашивал о тебе. По его вопросам, по выражению лица, по глазам, по тому, как он говорил, я понял, что шеф решил ликвидировать все следы, которые могла оставить история с Димитровым. Последними в этой пока еще не замкнутой цепи остались мы. Так вот, чтобы она, эта цепь, замкнулась, нас необходимо, по замыслу шефа, уничтожить. Такова несложная логика его рассуждений.
А д е л ь. Как же так? Ведь мы посвятили свою жизнь служению Германии… За весь год я ни одной ночи не спала спокойно. Я уже не знаю, что такое нормальный сон. Домой приходила, когда родители уже спали, иногда на рассвете. Я уже забыла голос матери…
Г е л е р. Нет, господин Дильс, вам не удастся представить меня предателем! (Кричит.) Я служу своему отечеству, господин Дильс!
А д е л ь. Не кричи.
Г е л е р (садится за стол). А может, это совсем другая игра? Может, Дильс сам служит не нам? Вчера в одном ресторане нашли трупы графа Гельдорфа и Гейнеса. Видно, с врагами покончили и принялись за своих. Тебе не кажется, Адель, что мы попали в ловушку? И теперь сидим и ждем, пока нас, как мышей, вытащат, обольют бензином и… все. Но я не допущу этого. Нет, господин Дильс! Я не позволю, чтобы ты пришил мне биографию предателя. (Вынимает из ящика стола пистолет.)
А д е л ь. Ганс!
Г е л е р. Все очень просто, Адель. Предохранитель отводится (отводит предохранитель), это маленькое черное отверстие приставляется к определенному месту, и я остаюсь для Германии Гансом Гелером.
А д е л ь (отбирает пистолет). Ганс! (Бросает пистолет в ящик стола.)
Г е л е р. Неужели ты не понимаешь, Адель, что сейчас происходит вокруг нас? Неужели ты не понимаешь? Нет, я не позволю, чтобы моя голова покатилась так же, как голова этого дурака Ван дер Люббе. Не хочу белых перчаток и цилиндра палача. Не хочу барабанного боя… (Садится в кресло, встает.) Да… который час? (Смотрит на часы.) Я должен последний раз сходить к Димитрову. Завтра он улетает в Москву. (Уходит.)
Адель, оставшись одна, ходит по комнате, повторяя стихотворение: «Любовью, верностью до гроба… Любовью, верностью до гроба…» Садится за стол, выдвигает ящик, вынимает пистолет и быстро кладет его на место. Берет лист бумаги, пишет.
Г о л о с А д е л ь. Дорогой господин Гелер! Я вам пишу в надежде, что вы, человек, у которого я научилась очень многому, поймете меня правильно. Я устала. Устала гораздо раньше, чем мне удалось отдать все, что могла, своему отечеству. Мне еще многое неясно. Возможно, у меня не хватит сил, чтобы разобраться во всех сложностях жизни. Простите мою беспомощность! Я не могу уйти из жизни как предательница. Предательство родины в моем представлении всегда было пределом падения человека. Поймите меня, я в совершенной растерянности! В этот час вы — единственный человек, кому я верю. Моя жизнь шла рядом с вашей, и никто не может посочувствовать вам лучше, чем я. Простите меня за такое длинное письмо. Я люблю вас, господин Гелер, и найду выход.
Адель быстро вынимает пистолет из стола, кладет его в карман и выбегает из кабинета. Бежит вверх по лестнице, на площадке останавливается. Снова спускается вниз. Задыхаясь, пробегает по просцениуму. Ее голос все время следует за ней.
Г о л о с А д е л ь. Мне еще многое неясно. Возможно, у меня не хватит сил, чтобы разобраться во всех сложностях жизни. Простите мою беспомощность! Я не могу уйти из жизни как предательница. Предательство родины в моем представлении всегда было пределом падения человека. Поймите меня, я в совершенной растерянности! В этот час вы — единственный человек, кому я верю. Моя жизнь шла рядом с вашей, и никто не может посочувствовать вам лучше, чем я. Я люблю вас, господин Гелер, и найду выход.