«Красное и коричневое» и другие пьесы
Шрифт:
Шум в зале, крики одобрения и протеста. Звонок председателя. Ван дер Люббе смеется. Затемнение. Полная тишина.
Свет загорается на просцениуме, где в это время проходят Г е л ь д о р ф и Г е й н е с.
Г е й н е с. Я не понимаю, граф, глупого упрямства доказывать правду сегодня, почти в середине двадцатого века.
Г е л ь д о р ф. Правда, дорогой Гейнес, как воздух: все знают, что он существует, но никто его не видит.
Г
Г е л ь д о р ф. Время слов истекло. Пора действовать.
Быстро уходят. Затемнение.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Действие первой части происходит в лейпцигской тюрьме, второй — в тюрьме гестапо Берлина. Перемены декораций не требуются. Поперечный разрез здания, в центре которого расположены кабинеты криминального советника Гелера, д-ра Бюнгера и начальника гестапо Дильса. С одной стороны — камера Димитрова, с другой — помещение для свиданий и проход. На верхней площадке — камеры и металлические лестницы. Камера Димитрова постепенно освещается. Кровать и столик. Д и м и т р о в один. Входит в р а ч с сумкой, достает стетоскоп.
В р а ч. На что жалуетесь, Димитров?
Д и м и т р о в. Опять бронхит.
В р а ч. Дышите… Так… Глубже, глубже… Могло быть и хуже.
Д и м и т р о в. Конечно, гитлеровцы…
В р а ч. Дышите.
Д и м и т р о в. Теперь можете говорить со мной смело, доктор, я невиновен и судом оправдан.
В р а ч. Виновны вы или невиновны — решают другие, я же — всего лишь врач. Дышите… Так. (Встает.) Я оставляю вам лекарства. Пожалуйста.
Д и м и т р о в. Доктор, я хотел бы попросить вас…
В р а ч. Я тоже хотел бы просить вас, Димитров, не разговаривать со мной. Ни о чем, кроме вашего здоровья. Всего доброго.
Выходя, врач сталкивается у дверей с Г е л е р о м.
Г е л е р. Наконец-то вы свободны, Димитров.
Д и м и т р о в. О, господин Гелер, вы, оказывается, не лишены чувства юмора! Шутите?
Г е л е р. Отнюдь! Процесс окончен, вы оправданы. Теперь можете отдохнуть.
Д и м и т р о в. В камере, где я провел восемь месяцев?
Г е л е р. Да, но наручников уже нет, и вы можете спать спокойно.
Д и м и т р о в. По-вашему, это свобода?
Г е л е р. Конечно. Спокойный сон может быть только у свободного человека. Спать спокойно — значит быть свободным.
Д и м и т р о в. Не думал, что вы имеете склонность к философии.
Г е л е р. Не удивляйтесь. В свое время я окончил юридический факультет Гумбольдтского университета… Впрочем, вы, вероятно, тоже юрист?
Д и м и т р о в. Нет, господин Гелер. Я — революционер.
Г е л е р. Вы, наверное, окончили факультет большевизма в Москве?
Д и м и т р о в. Можно сказать и так. Кстати, вы только что очень хорошо выразились: «Спать спокойно — значит быть свободным». Разрешите вас спросить — как спит господин Герман Геринг? Спокойно?
Г е л е р. Вы буквально взбесили господина премьер-министра.
Д и м и т р о в. А как вы думаете, почему именно я взбесил господина премьер-министра, а не он меня? Не утруждайте себя, господин Гелер! Я отвечу вам, пользуясь вашим же понятием о свободе: потому что я спал спокойно. Мало, но спокойно. А в Германии сейчас…
Г е л е р. Господин Димитров, не нужно вмешиваться во внутреннюю жизнь Германии.
Д и м и т р о в. Господин Гелер, разве может один человек вмешаться во внутреннюю жизнь целой страны? Это фашистская Германия вмешалась в мою жизнь… Ну и каков результат? Чего вы добились? Ничего, кроме позора. И это еще не все. Я постараюсь, чтобы мир узнал всю правду об устроенном вами судебном фарсе.
Г е л е р. Не забывайте, что «впредь, до особого распоряжения» вы находитесь в нашей власти.
Д и м и т р о в. Именно этого я и не забываю. А посему давайте приступим к делу. Во-первых, я требую разрешить мне свидание с моей матерью и сестрой, которые в настоящее время находятся в Лейпциге. Во-вторых, требую копию оправдательного приговора. В-третьих, протестую против того, что после оглашения оправдательного приговора меня держат в заключении. В-четвертых, как иностранец, оправданный Верховным германским судом, я считаю, что имею право требовать, чтобы меня немедленно вывезли в Чехословакию или Францию, где я смог бы выяснить возможность моего возврата на родину, в Болгарию. Если в настоящее время возврат невозможен, тогда я хочу уехать в Москву, где я проживал раньше как болгарский политический эмигрант на правах советского гражданина.
Г е л е р. Эти просьбы, Димитров, изложите письменно. Немецкие власти рассмотрят их. Вы ведь теперь свободны, не правда ли?
Д и м и т р о в. Спите спокойно, господин Гелер. Я свободен.
Затемнение.
Высвечивается камера В а н д е р Л ю б б е. Он сидит на кровати, обхватив голову руками. Входят Г е л ь д о р ф и Г е й н е с.
Г е л ь д о р ф. Ну, как дела, приятель?
Ван дер Люббе молчит, пытается встать.
Сиди, сиди, ты же устал.
Г е й н е с. Кормят тебя хорошо, Маринус?
Ван дер Люббе молчит.
Г е л ь д о р ф. Чего ты испугался? Мы же твои старые друзья.
Г е й н е с. К тому же у нас общие приятные воспоминания о ночлежке в Геннингсдорфе. Чудесная была ночь, не правда ли, Маринус?
Г е л ь д о р ф. Почему вы молчите, Ван дер Люббе? Неужели не узнаете меня?
В а н д е р Л ю б б е (не выдержав). Вы же мне обещали!