«Красное и коричневое» и другие пьесы
Шрифт:
Г е л ь д о р ф. Что мы вам обещали, Маринус?
В а н д е р Л ю б б е. Смерти я не боюсь… Мне все равно… Но это чудовищно!
Г е л ь д о р ф. Что чудовищно? Смерть?
Г е й н е с. Смерть, дорогой Маринус, чудовищна, когда она наступит. Да и то для тех, кто ее видит. Тот, кого она настигнет, просто погрузится в сон и отправится к господу богу, где его ждет вечное блаженство и покой.
В а н д е р Л ю б б е. Уходите отсюда!.. Сейчас же!.. Не хочу вас видеть! Не хочу вас видеть! Мне все равно! Понимаете, все равно!..
Г е л ь д о р ф. Нет, Маринус. Не все равно. Жить или умереть — далеко не все равно. Это говорит тебе граф Гельдорф, который много раз видел смерть.
В а н д е р Л ю б б е (притихнув). Вы мне обещали.
Г е л ь д о р ф. Обергруппенфюрер СА никогда не забывает своих обещаний. Ты помнишь, Ван дер Люббе, что я тебе обещал?
В а н д е р Л ю б б е. Вы обещали гарантировать мне жизнь.
Г е л ь д о р ф. И ты мне верил?
Ван дер Люббе молчит.
Вот видишь, какой ты плохой друг. Ты не верил, правда? Объясни ему, Гейнес!
Г е й н е с. Итак, дорогой Маринус, настало время доказать тебе, что мы настоящие друзья. За тобой скоро придут. Ты пойдешь тихо и спокойно. При казни будут присутствовать судья, твой адвокат, врач, положенные по закону свидетели и палач. Гильотина поднимется над твоей головой. Момент, надо сказать, не из приятных. Но она не упадет на твою шею. Обо всем позаботится лично премьер-министр Герман Геринг. От тебя требуется только одно — полное молчание. Запомнил?
В а н д е р Л ю б б е. Запомнил.
Гельдорф открывает дверь, входят д в о е ш т у р м о в и к о в.
Ш т у р м о в и к. Ван дер Люббе, к месту исполнения приговора — следуйте за нами!
Ван дер Люббе медленно направляется к двери. Все выходят из камеры, спускаются по железной лестнице, идут по коридору. К ним присоединяются те, кому положено присутствовать при казни, в том числе п а л а ч — по старой прусской традиции в белых перчатках и цилиндре. Группа выходит на просцену, останавливается.
Б ю н г е р. Маринус Ван дер Люббе, вам известно, что за поджог рейхстага имперский суд приговорил вас к смертной казни?
Ван дер Люббе молчит.
Маринус Ван дер Люббе, вам предоставляется последнее слово.
Ван дер Люббе молчит. Бюнгер дает знак увести его. Палач и оба штурмовика отходят вместе с Ван дер Люббе к месту казни. Тишина. Тяжелый тупой удар гильотины. Присутствующие молча расходятся. Остаются Гельдорф и Гейнес.
Г е л ь д о р ф. До последнего момента он не верил, что это случится. Вот награда за доверие.
Г е й н е с. Такова жизнь, господин обергруппенфюрер.
Затемнение.
Загорается свет. В камере — Д и м и т р о в. Здесь же в р а ч. Повторяется все та же монотонная сцена.
В р а ч. Дышите… Так… Глубже, глубже… Могло быть и хуже.
Д и м и т р о в. Конечно, гитлеровцы…
В р а ч. Дышите!
Д и м и т р о в. Теперь вы можете говорить со мной смело, доктор, я невиновен и судом оправдан.
В р а ч. Виновны вы или невиновны — решают другие, я же — всего лишь врач. Дышите… Так… (Встает.) Я оставлю вам лекарства. Пожалуйста.
Д и м и т р о в. Доктор, я хотел бы попросить вас…
В р а ч. Я тоже хотел бы попросить вас, Димитров, не разговаривать со мной. Ни о чем, кроме вашего здоровья. Всего доброго. (Уходит.)
Д и м и т р о в (стучит в дверь). Фрик! Фрик! Ты слышишь? Надзиратель! Отзовись, Фрик, я хочу попросить тебя кое о чем… С ума можно сойти от тишины.
Затемнение.
Слышится смех Г е л е р а. Освещается его кабинет. В кресло напротив Гелера сидит надзиратель Ф р и к, который неумело курит сигару. Он глотает дым и кашляет.
Г е л е р. Нет-нет, Фрик, не так… Вот, смотри. Во-первых, сигару надо держать не так, а вот так. А во-вторых, дым глотать не надо… (Показывает.)
Фрик неловко повторяет.
Вот теперь уже лучше. Приятно, правда?
Ф р и к. Сколько стоит одна сигара, господин советник?
Г е л е р. Двадцать марок.
Ф р и к. Значит, в месяц я могу покупать себе по три с половиной сигары, и мне будет оставаться еще пять марок на еду и квартиру.
Г е л е р. Ты умница, Фрик, хоть и надзиратель.
Ф р и к. В молодости я был совсем дурак, господин советник. А вот моя профессия сделала меня интеллигентным. Люди кончают университет за пять лет, а я здесь уже больше двадцати. Это как-никак имеет значение, правда?
Г е л е р. Конечно, Фрик. Кроме того, в университете люди учат много лишнего.
Ф р и к. Я, господин советник, можно сказать, потомственный надзиратель. Мой отец тоже был надзирателем. Не знаю, может, и дед был надзирателем. Если так, то я имею право называть себя фон Фрик.
Г е л е р. Ты не дурак, Фрик, нет. Не знаю, что ты сам думаешь о себе, но ты очень умный. Я позабочусь, чтобы тебя перевели со мной в Берлин, в гестапо. Оклады там высокие.
Ф р и к. Сколько сигар я смогу там покупать?