Красное колесо. Узел IV Апрель Семнадцатого
Шрифт:
Но Родзянко – предложил обращаться ко Львову.
А Львов – к Родзянке.
Всё же кое-кто шепнули кое-что, только под самым большим секретом.
153
Пересидевшая в ресторане десятка советских наконец могла вернуться в квартиру
Расселись в голубых креслах, в просторной гостиной с высоким потолком, большими окнами (ещё светло за ними, но свет уже зажгли). Курили.
Министров тоже было десятеро, едва не все. Теперь – и Милюков тут, и Керенский. (Вопреки обычному, совсем неподвижен и неговорлив.) Милюков тут – значит, его ещё не выставили? (Церетели при входе не успел обменяться-узнать ни с Некрасовым, ни с Терещенкой.)
Князь Львов, естественно, был невыбранным председателем заседания. Он захотел изложить, как прошло совещание с Временным Комитетом Государственной Думы.
Ну что ж, давайте.
Однако условия думского комитета показались советским весьма странными.
Что значит «единство власти»? Оно подразумевается. Подчёркивать единство власти – это утверждать, что до сих пор Исполнительный Комитет мешал ему? Но это не так.
Некрасов горячо поддержал: да вздор какой-то.
И это – даже смешно: договариваться о единстве власти? Это совсем неконкретно. Для того же и создаётся коалиция, чтобы было единство власти.
Князю Львову и самому неудобно.
Теперь вот пункт: «единый фронт с союзниками». Тоже не подходящий. Раз мы намерены вести активную оборону – это уже и есть координирование с союзниками, не надо оговаривать.
И правда же, потеряли министры только время на эти переговоры с родзянковским комитетом… Все пункты вздорные, какой ни посмотри.
Сохранение целости армии? Так оно и подразумевается. Активная борьба с анархией? Так мы это уже сегодня нужным образом сформулировали.
А вот, замялся князь Львов, очень ему смутительно и неудобно, ещё деликатный вопрос: кто будет являться источником власти?
Исполкомцы даже не все поняли: о чём вопрос?
Ну – кто, будет считаться, назначит новых министров?
Советские только легко посмеялись: совсем они не настаивают, чтобы министры считались назначенными Советом. Оформляйте там, как хотите.
Львову и облегчение.
А на чём ИК настаивает: чтобы министры-социалисты были ответственны перед Советом.
Львов рассыпался: пожалуйста, пожалуйста.
Керенский смотрел (молчал) одобрительно.
Милюков – хмуро и зло. И попросил слова. И заговорил весьма твёрдо, неприязненно.
Он не понимает, какие вообще могут ставиться условия вступления в правительство? Ведь программа правительства ещё 2 марта утверждена именно Исполнительным Комитетом, и выполняется. И даже Стеклов, его сейчас здесь нет, на совещании Советов кичился, что программа прямо выработана Советом и навязана Временному правительству, –
Да и некоторые пункты Исполнительного Комитета крайне неясны и неуместны. Что значит «деятельная внешняя политика»? Она и до сих пор была небездеятельна. И этот затверженный чужой безсмысленный лозунг «без аннексий и контрибуций». Он оттолкнёт от нас союзников. И он не соответствует жизненным интересам России, которая нуждается иметь выход в Средиземное море. Что должно быть ясно указано – что отвергается сепаратный мир. А пересмотр договоров с союзниками? – абсолютно нереальная вещь и не может даже обсуждаться.
Тут Гоц выкрикнул:
– Всё – может, и всё будет понятно, если Милюков – уйдёт!
Коллеги Милюкова молчали.
С крепостью, встречным лбом Милюков невозмутимо принял реплику. И продолжал своё.
В каком смысле выдвигается «дальнейшая демократизация армии»? Неужели до сих пор она была нерешительная? Армии, напротив, надо вернуть дисциплину. Затем. Совершенно недостаточен добавочный пункт о мерах против анархических и неправомерных действий. Сейчас грозно развивается процесс отпадения национальностей, они самочинно создают свои органы управления, – где суждение по этому поводу? каковы будут меры? Затем. Совершенно неприемлемо условие, что министры-социалисты будут ответственны перед Советом. Нет, они должны быть освобождены от такой ответственности. Это – немыслимое положение: всё правительство будет зависеть от какой-то части населения.
Он – веско это выговаривал, не только как остающийся в правительстве, но едва ли не как лидер его.
И ведь – разумное всё.
А министры – ледяно молчали, покидая вокруг Милюкова мёртвое пространство.
Тем увереннее Церетели взялся отвечать. Мир без аннексий и контрибуций диктуется не только благородными демократическими принципами, восторжествовавшими в России, но и всем положением у нас на фронте и в тылу: ни на какой иной мир у нас уже никого и не подвинешь. Затем: демократия никогда не станет отождествлять с анархией – действия органов революционного национального самоуправления. А только разумные соглашения с ними могут предотвратить распространение межнациональной розни. И наконец, право Совета контролировать и отзывать своих представителей в правительстве – не может быть подвергнуто сомнению.
И выразительные кивки ведущих министров показывали, что и тут, в который раз, Милюков безтактно изолировал себя.
Брамсон строго задал встречный вопрос: а как представляет себе Милюков взаимоотношение министров-кадетов и кадетской партии? Они – тоже безконтрольны? не могут отзываться партией?
Вопрос очень колкий для сегодняшнего момента.
Керенский проявлял просто чудо сдержанности: молчал! Ведь в этом и состояло его заявление несколько дней назад: чтобы партии отзывали и назначали. А он, вот, – молчал!