Красные дни. Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая
Шрифт:
— Еще этот Киров с Кавказа, — добавил Турецкий. — Представьте, в какую даль надо было! Что же, наши-то в Грозном не могли придержать за хлястик?
— Орджоникидзе скоро уедет в Царицын, а потом в Грозный. — сказал Блохин. — Очень много возникает вокруг работы. Всем! И очень жаль, Арон, что ты надумал ехать в противоположную сторону. Мы вот, кроме Сергея, конечно, и меня, всем рекомендуем завтра же отправляться на Кубань. Пока не поздно.
— Ничего, около Подтелкова тоже кому-то надо быть, — сказал Френкель серьезно. — Грамотешка у казака небольшая, надо его поправлять в наиболее сложных моментах политики. Помогать,
— Считаем информацию принятой, — снова с иронией сказал Блохин. — Поэтому давайте отходить ко сну, как говорится. Время позднее.
В городе снова стреляли. Похоже, главная свалка шла на вокзале, но, как всегда, шум докатился и до Таганрогского проспекта. Расходились из номера под тревожный грохот, Френкель на правах хозяина комнаты провожал всех до вестибюля гостиницы.
Внизу, у крайних дверей, была какая-то свалка, крики часовых и удары прикладами, оглушающе раскатился но вестибюлю выстрел... В «Палас-отель», как видно, вновь рвалась банда полупьяных анархистов.
— Целый ашалон на путях, нас не застращаешь! — заорал чей-то луженый бас — Отчиняй канцелярии, в душу мать! Игде главные комиссары?!
Прижимаясь к стене, Френкель и Сырцов пропустили в боковой коридор Блохина, Равиковича и поляка Врублевского, вышли на площадку второго этажа, нависавшую внутренним балконом над парадным входом. Отсюда открылась им удивительная в своем роде, не раз уже повторявшаяся по ночам сцена. Часовые, скрестив штыки, с трудом сдерживали рвущуюся в помещение толпу анархистов, сам Серго Орджоникидзе, крича что-то горловым грузинским голосом, с усилием вырывал гранату-бутылку из рук длинного, вихлявшегося матроса в распахнутом бушлате и с пулеметной лентой через плечо, а вниз по ступеням стремглав бежали Иван Тулак и Ковалев, сотрясая воздух громогласными ругательствами. А уж за ними, не поспевая, летели дежурные казаки с шашками наголо...
— Дальше не провожай, — сказал тихо Сырцов, пожимая руку Френкелю. — Дальше сам найду дорогу...
Орджоникидзе удалось все же вывернуть из пьяной руки гранату, и тут два казака мигом скрутили длинного матроса, втянули в помещение, а Ковалев выдавил отхлынувшую толпу за порог и свел тяжелые, украшенные кованой бронзой дверные створы, накинул тяжелый внутренний крюк.
— Та я ж дуже завзятый за... свободу!! — ошалело заорал анархист, когда ему заломили руки назад.
— Ну, Сырцов, долго эта сволочь будет пиратничать у нас по городу? — взревел Иван Тулак, командир комендантского батальона. — Скоро ты договоришься с ихним сидренионом, или я завтра с пулеметной командой вырежу эту сволочь на путях поголовно! Сколько терпеть?!
Сырцов хотел напомнить что-то касательно паритета с партией анархистов и мирного привлечения их на свою сторону, но Серго, успевший проверить кольцо на рукоятке гранаты, передал ее Ковалеву и спокойно взял под локти и Тулака, и Сырцова. Сказал твердым, примиряющим голосом:
— Об этом после. Зайдем сейчас наверх, говорят, немцы подошли вплотную к городу, заняли Хапры и Чалтырь. Надо срочно созвать штаб обороны и думать об эвакуации. С анархистами доспорим чуть позже, — Серго скупо и каменно усмехнулся, первым пошел вверх по лестнице.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Восьмого
Председатель чрезвычайного штаба обороны Донской республики Серго Орджоникидзе и новый главком Ковалев эвакуировали свои учреждения на Великокняжескую и Царицын через Тихорецкую, туда уже отбыли с первыми эшелонами Дорошев и Тулак. На Екатеринодар отправили ценности государственного банка, но оттуда сообщили, что несогласны принимать финансы соседней республики, и теперь весь запас Ростовского банка и те 15 миллионов рублей, что по ходатайству Казачьего комитета ВЦИК в марте были переданы Дону на формирование красной гвардии, в трех эшелонах качались где-то по направлению на Царицын...
Пришло сообщение из Новочеркасска: немцы на город не пошли, но сильный офицерский отряд полковника Дроздовского, налетевший с Украины, выбил наши части в сторону Александровск-Грушевска и на Раздоры. Вечером телеграфист принес вовсе сногсшибательную депешу: «золотой эшелон» где-то у станции Гнило-Аксайская перехвачен анархистами, охрана перебита или арестована, бандиты приступили к экспроприации и дележу ценностей...
— Ну что скажешь, главком? — Не спавший три ночи кряду, метавший глазами молнии Орджоникидзе руки в карманах держал так, чтобы не видно было, какая усталость оттягивает плечи, как подрагивают пальцы. Волосы сбиты плотным колтуном, в них набилась угольная пыль, рукав коричневой гимнастерки — в мазуте. Ковалев смотрел на него обессиленными глазами и понимал, что сам тоже выглядит не лучше...
— Придется отдать последний казачий полк с батареей трехдюймовок, — сказал Ковалев. — Кого пошлем командиром, товарищ Серго? Дело не шуточное: пятнадцать миллионов золотом!
— Поеду сам, — сказал Орджоникидзе, — Где это — Гнило-Аксайская?
— Где-то за Манычем... В Великокняжеской вас еще подкрепит Дорошев, у него там должны быть отряды. А встретимся, должно, все в Царицыне.
— Держите связь через Тихорецкую, штаб Автономова, — посоветовал Орджоникидзе на прощание.
Бронепоезд с казачьим конвоем и пушками помчался на юг.
Ковалев остался с небольшой охраной в Батайске, всю ночь дежурил на телеграфе с главной своей заботой: больше недели не было никаких вестей из экспедиции Подтелкова. Последняя телеграмма была с разъезда Грачи, за Белой Калитвой, где отряд встретился с отходившими на Царицын частями Донецкого ревкома. Ефим Щаденко вроде бы советовал Подтелкову влиться в эти части. Но ввиду перегруженности железной дороги чужими эшелонами Подтелков решил выгадать время, идти на Усть-Медведицу походным порядком. И вот уже какой день экспедиция шагает где-то степными проселками к Чиру и Перелазовским хуторам, но сколько еще им шагать и как у них там дела, кто знает?