Красные камзолы
Шрифт:
Фомин задает наводящий вопрос:
— Чем канава не устраивает?
— Тем, что до нее многим солдатам лень дойти. И это нас тут всего полсотни. А если поход, да армия в много полков пойдет? У головных-то солдат все нормально будет, они по чистому маршируют да место для лагеря небось сами себе первыми выбирают. А те, кто в хвосте колонны идут — они как?
Ундер кивает, соглашаясь.
— Да уж. Оно так всегда было. Место во главе колонны — самым заслуженным. Ну а чушкам — пыль глотать да грязь месить в хвосте колонны. Однако резон в твоих словах есть. Нужно отхожее место — обеспечь. К вечеру проверю. Будет удобно солдатам — то уж я сделаю, чтобы все до него ходили, а не как утки — где хожу там и гажу. — Фомин оглядел
После чего развернулся и ушел по своим ундер-офицерским делам.
Ну а я копаю.
Ничего так, кстати, руки-то неплохо прокачиваются на местной лопате да сырой весенней земле. Еще бы жратвы бы калорийной… сметаны там крынку, свинины жареной, сальца шматок бы… Так ведь пост, будь он неладен.
Ефим прибежал с рынка с продуктами на всю нашу артель, прознал о проишествии — и вот уже все утро около меня бдит. Якобы поучает нерадивого крестника. Сам же по сторонам зыркает. Кажется, ему досадно от того, что он в драке не поучаствовал. Переживает за меня, что ли?
А кашеварит сегодня Сашка. Посмотрим, какое оно будет, блюдо от нового шеф-повара. Каша с луком али лук с кашей? Другого-то ничего нет…
За неделю мы неплохо прибавили в экзерциях. Наша шестерка — или шестак, на местном жаргоне — с Сашкой, Еремой и еще троими на следующий день после наших игр показала хорошие результаты в шагистике. И нас тут же раскидали по другим шестакам. Временными ефрейторами. Два дня — и уже вся наша команда перешла отрабатывать маневры дюжинами, а потом в две и три шеренги. Все то же — поворот направо, поворот налево, назад, вперед, наискосок. Перестроиться под барабанный бой, перестроиться под сигналы трубы, перестроиться по сигналу руками. Работали уже всей командой, в одном строю со старыми солдатами. А руководил групповыми экзерциями сам ундер-офицер Фомин. Снизошел-таки до нас. Если работаем в несколько шеренг — старые солдаты всегда встают в последнюю линию. Во-первых, чтобы не убежали с поля боя — ха-ха. А во-вторых и в самых главных — чтобы вовремя подсказать. Сашка, держи строй, Ерема, прими правее, Жора, не шустри, помедленней. Если работаем в одну шеренгу — то старые солдаты распределяются таким образом, чтобы по обе стороны от него стояли новобранцы. Так обучение маневрам в строю пошло значительно быстрее.
Ученье и труд все перетрут, так что уже день на пятый четыре дюжины обитателей нашей казармы могли построиться в произвольном порядке быстрее других команд. И нас раньше других команд отправили осваивать следующий инструмент солдата — шпагу.
Шпага тут — совсем не тот прутик с чашкой, с которой прыгал Боярский в кино. Здесь это, скорее, узкий меч. Или очень длинный нож. Лезвие шириной в два пальца, длина почти по пояс. Эфеса чашкой как в кино тоже нет. Кисть защищена скобой вроде дверной ручки, а сверху — небольшое блюдце, еле-еле закрывающее кулак. И весит около килограмма.
Ох, мать моя женщина! Кажется, те ребята, что дуркуют, сбиваются с ноги и делают вид будто не умеют ходить строем — они вовсе не тупые, а очень даже хитрые. Учиться шпаге физически гораздо тяжелее. Как учат солдата? Взять шпагу в руку, сделать длинный выпад ногой, вытянуть руку со шпагой вперед и — замри! Так и стоишь, растянувшись в полуприсяде, выставив руку вперед. Минута, две… шпага кажется все тяжелее и тяжелее, ноги затекают… Кажется, это длится бесконечно. Еще через четверть бесконечности можно поменять ногу и все сначала. Замри! Дежри осанку! Держи руку! Да что ты дрожишь как баба в первую брачную ночь! Держи руку, немощный! Держать! Еще! Встать, смирно! С другой ноги. Длинный шаг! Замри! Это какое-то издевательство.
Мне еще нормально, у меня ноги сильные. Хотя руки и плечи, конечно, после таких упражнений болели нещадно. А вот другим рекрутам пришлось очень тяжело. Целая неделя сплошной статики — это пытка, скажу я вам. Но — надо. Ундер-офицер Фомин даже как-то интонации сменил с холодных и сухих на заботливые. Почти уговаривает постоять в выпаде еще чуть-чуть, еще капельку… Стоим, что делать. Старые солдаты выполняют упражнение наравне со всеми. И, кажется, им это не стоит вообще никаких усилий. Семен Петрович говорит, что через полгода-год таких упражнений руки будут как железные, что для солдата — первейшее дело.
— Год??? Да я же сдохну раньше! — не помню, у кого вырвался этот крик души. Может, у Сашки. А, может, и у меня.
— Не, на шпаге не сдохнешь — улыбается в усы Семен Петрович — сдохнешь ты на фузее. С ним точно такие же экзерции делать будешь. Штыком коли — и замри, хе-хе!
Умеет он подбодрить, едрить его…
В субботу ходили в баню и на бритье к цирюльникам. Да уж, цирюльник — это все-таки не парихмахер. Это, скорее, таксидермист. Крайне неприятный опыт бритья. Зато пропарились от души. Наконец-то я увидел настоящую баню с настоящей парилкой, а не та помывочная, что была в военном городке. Заодно ребята прожарили нательное белье на камнях. От вшей. Странно, а у меня почему-то вшей не было. Ни на исподнем, ни на теробелье, ни в волосах. Может, просто повезло.
А в воскресенье, сразу после утреннего посещения церкви, Ефим уведомил нас, что выдали жалованье. На руки, конечно же, он нам раздавать ничего не стал, зато в нашей артели появилась первая аглицкая опасная бритва. Он и другие старики ходили в город за покупками. А мы, рекруты, никуда не ходили. Нам и в воскресенье нашли работу. Как всегда — таскать тяжести.
Весна вступила в свои права. Распускались зеленые листья, по краям тропинок пробивалась зеленая травка… повсюду воняло нечистотами. Скученность и теснота наспех построенных бараках учебного городка сделала свое дело. В лагере началась дизентерия. Рекруты, ослабленные постом, муштрой и весенним авитаминозом стали дристать кровавым поносом. Все, кроме нашей команды. Я все-таки добился своего — наши все ходили в яму, которую я выкопал и оборудовал мостками. Пытался еще сделать домик, обозначенный на плане буквами "Мэ" и "Жо", но его уже на следующий день ушлые соседи разобрали его на дрова. Семен Петрович, правда, пошел к ним разбираться, что-то порешал по местным понятиям и в качестве извинений нам подогнали целый стог соломы и тюк опилок. Так что пол в нашей казарме был относительно чистый. Парня, которому я набил морду, обязали следить за тем, чтобы на полу каждый день была свежая солома. А старую, истоптанную грязными ботинками чтобы каждый день вычищал наружу. Он, кажется, меня невзлюбил. Гадости про меня бурчал под нос. Надо же! Он помнит как меня зовут. А я его имя не помню. Впрочем, и не знал никогда. Как-то неинтересно было.
Так как в нашем бараке никто животом не маялся — нас запрягли на разгрузку прибывшего из Тулы обоза. Ундер-офицер Фомин радостно потирал руки. Кто разгружает — тот и получает преимущество при выборе привезенных полезностей. А обоз привез не что-нибудь, а мушкеты. Новенькие, только что с завода, аккуратно упакованные в ящики. Бочки с порохом, свинцовые пруты, ветошь, пачки листов просаленной бумаги, патронные ящики… Целое богатство, одним словом. С понедельника начнем учебу. Первыми, как самая здоровая команда.
Ну вот, кажется, я заработал плюсик к репутации. А ведь когда копал в грязи яму под сортир да мостки городил — они только смеялись. Ну как — смеялись? Так, украдкой хихикали в ладошку. Потому как крестный, Ефим, решил напомнить пересмешникам, что он немножко капрал Иванов и умеет владеть не только шпицрутеном, но и кулаком. А теперь вот как оно вышло. Наша команда записана к слесарям и оружейникам первыми. Будем получать оружие и в первой же команде проходить обучение. Наконец-то! А то какие же мы мушкетеры без мушкетов?