Красные камзолы
Шрифт:
Полевой лагерь дивизии был оборудован между Ригой и той самой мызой Югла, на которой мы с ребятами уже были. Вроде бы обычное заросшее травой поле, а на раскисшей дороге стоит группа всадников. Дивизионный генерал-квартирмейстер и полковые квартирмейстеры — его подчиненные. Все с большими кожаными планшетками, какими-то бумагами и сворой посыльных. Тут словечко, там словечко, несколько энергичных движений карандашом по бумаге, сорвавшийся в галоп всадник-посыльный — и вот на поляне как по мановению волшебной палочки появляются ровные ряды повозок, организованно разбиваются палатки, будто из ниоткуда на другой стороне дороги формируется загон из жердей, куда возничие уводят распряженную тягловую скотину. И вроде бы сам по себе, из ниоткуда возникает военный городок, чем-то похожий на те римские палаточные лагеря, что я видел в учебниках по истории.
И только посыльные летают по раскисшей дороге туда-сюда. Да и у нашей марширующей колонны вдруг появились все те офицеры, что были записаны по штату. И каждый из них знал что делать, куда вести свою роту, где размещать повозки, откуда брать дрова и воду. А кто не знал — тот доставал из сумки шпаргалку и подглядывал. А если вдруг и в шпаргалке ничего не понятно — тут же возникал посыльный от квартирмейстера с подсказкой.
Чудеса, да и только. Похоже, я был несправедлив, когда считал, что местные офицерики только пьянствовать в Риге горазды. Утрамбовать несколько километров солдатско-тележной массы в компактный палаточно-жердевой квадратик у них получилось достаточно быстро и без каких-либо заметных накладок.
Полковые лагеря располагались веером на равном удалении от большого поля близ озера Югла. Квартирмейстеры старались выдерживать примерно полверсты между лагерями и версту до мызы. Наша рота была отряжена в посты по периметру лагеря и в патрулирование своего участка дороги. Со строгим наказом — не позволять разбредаться личному составу. Полковник Макшеев собственной персоной присутствовал в лагере, раздавая последние указания офицерам перед завтрашним смотром. А те уже, соответственно, доведут порядок выдвижения до капралов ближе к ночи. А пока же капралы с деревянным аргументом в руках смотрят, как солдаты приводят мундиры в порядок после марша. Чистят, подшивают, поправляют, чистят ружья и бесчисленные пуговицы, подпудривают и укладывают парики…
Полковые лагеря, да. Рижская дивизия генерала Лопухина — это оказалась очень даже крупная группа войск. Целых девять полков пехоты: Второй гренадерский, Санкт-Петербургский, Второй Московский, Киевский, Выборгский, Казанский, Нарвский, Ростовский и наш Кексгольмский полки. Еще к дивизии были приданы один гусарский, два кирасирских, два драгунских полка и несколько тысяч донских казаков, но вся кавалерия ушла еще две недели назад под Чернигов. При дивизии остался только один драгунский полк, Тобольский. С этими драгунами мы были знакомы, Сашка уже всей роте растрезвонил, как он лихо накостылял дюжине тобольцев при незначительной нашей помощи. И что удивительно, некоторые ему даже поверили. Ну-ну. Ох, довыпендривается он когда-нибудь…
Вскоре после заката прошел рундом ундер-офицер Фомин и сменил караульных. На посты заступило капральство Смирнова, уже нарядное, опрятное и со сверкающими в лунном свете пуговицами. А мы пошли быстренько ужинать, приводить себя в порядок и слушать Ефима о том, что и как будем делать завтра на смотре. Причем все надо сделать быстро, потому что в четыре часа утра мы снова в караул. То есть на приведение себя в парадный вид и сон у нас чуть меньше шести часов.
А еще я поймал себя на мысли, что волнуюсь. Вроде бы и устал за те два дня, что наш полк тащился десять верст от деревень до Риги, а все равно какой-то мандраж не дает уснуть. Мой первый парад все-таки.
Глава 17
В шесть утра еще темно, только-только наступили утренние сумерки, а Ефим уже рассылает ребят будить денщиков господ-офицеров по разным уголкам нашего палаточного лагеря. Семен Петрович с другими старыми солдатами разводит костры, а мы, молодые, вышагиваем по периметру, создавая бравый вид. Ну и, конечно, бдим на всякий случай. Скученность народа большая, всякие происшествия нужно гасить в зародыше. И если в плане драк и конфликтов особых проблем не случалось — у бойцов нет ни сил, ни свободного времени на глупости, то вот конфликты из-за отхожих мест уже бывали. Все-таки без малого две тысячи взрослых мужиков собрались на достаточно тесном пространстве. И некоторым, которые ленились слишком далеко отходить "до ветра", приходилось давать дополнительную мотивацию. Ну, в общем-то и все. Ничего более полезного нашим караулам за ночь делать не пришлось.
День сегодня предстоит трудный. Верно говорит солдатская присказка, что смотры и парады для солдата будто свадьба для лошади. Голова в цветах, а…хм… вспотеешь, короче. Нашей же роте, назначенной считаться лучшей ротой всего Кексгольмского полка, предстоит весь день провести в караулах и патрулях. Сначала часть роты охраняет лагерь, другая же часть выстраивается цепочкой до самой поляны смотра, чтобы исполнять обязанности регулировщиков. Подсказывать выдвигающимся ротам полка куда кому вставать. Как встанет солнце — порутчик Ниронен с несколькими ребятами пойдет на поле, размечать места расположения рот на нашем участке специальными пронумерованными дощечками, чтобы избежать толкучки и путаницы. Ну прямо как на школьной линейке. Только вместо табличек "первый А" и прочий "пятый гэ" будут выступать флаги рот и батальонов. Ундер-офицер Фомин, словно тень, возникает из ниоткуда то у одного капрала, то у другого, вполголоса раздавая ценные указания.
На сам смотр мы не идем, будем наблюдать со стороны. Наша лучшая рота отправится на мызу, сменять тобольских драгун в карауле. Сами драгуны после мероприятия отправятся на Украину, догонять остальную кавалерию. Мы же будем стоять истуканами с блестящими штыками, охраняя покой и безопасность всего высшего света дивизии со чады и домочадцы, кои изволят устроить эту, как ее там… То ли бал, то ли прием, не знаю, как аристократия называет здесь называет свои грандиозные пьянки.
Утром нас сменит следующая рота. То есть те несколько часов сна, что я урвал этой ночью мне должно хватить на сутки. Так что силы следует экономить. Ну, раз надо — значит надо.
Адъютант майора Небогатова одолжил Мартину Карловичу свои карманные часы. И раз в полчаса порутчик дает знак своему денщику Федьке, а тот уже на маленькой походной рынде отбивает время. Это — для нас. Чтобы примерно понимали, что сейчас должно по графику происходить, куда идти и что делать.
Семь утра. Барабаны пробили зорю, солдаты споро выползают из палаток, начинают приводить себя в порядок и помогают друг другу облачиться в мундиры. Завтрак уже готовится в котлах на множестве костров. Занимается рассвет. Эх, жаль… если бы светало чуть попозже — то это море костров от горизонта до горизонта выглядело бы гораздо красивее. Завтрак не только у нас, но и вообще во всех полковых лагерях, что раскинулись вдоль дороги на сколько хватает глаз и даже дальше.
Восемь утра. Завтрак окончен, барабаны бьют построение. Мы с ребятами снимаем с рогаток длинные жердины, которыми еще вчера обозначили вход в лагерь и споро растаскиваем их в стороны. Ундер-офицер Фомин стоит у дороги с двумя солдатами и готовится направлять выходящие на построение капральства, одно за одним. Почему так? Потому что полковник Макшеев — большой фанат всевозможных крепостей и укреплений. И его полк что зимой, что в прошлые годы всегда занимался построениями внутри крепостей, острогов и редутов. Что зимой в Кексгольме, что в летних лагерях. Вот и сейчас мы имитируем ворота, через которые полк должен быстро выйти и развернуться.