Красные курганы
Шрифт:
Доводилось Гордею во время своих поездок в Царьград и с иными сталкиваться – богумилами и павликианами, тоже какими-то не совсем правильными. Хотя нет, тут он загнул. Скорее, непривычными для русского человека, во как! А уж какая из этих вер самая истинная – не ему судить. Каждый да ест свой хлеб. У Гордея он торговый, вот и ни к чему ему соваться во всякие духовные тонкости.
Он и сейчас нипочем не стал бы влезать во все эти дела, если бы речь шла не о латинянах. Чужой у них бог. Вовсе чужой. Те еще так-сяк, хотя и перемудрили изрядно с той же христородицей, а этот…
Он закончил переодеваться, кликнул Лушку, которая кухарила у него, и повелел, чтобы щи в загнетке держала [142] до тех пор, пока он не вернется, а прийти может поздно.
Выходя, купец не удержался, щипнул бабу за могучий бок, довольно ухмыльнулся в окладистую бороду от басовитого притворного визга и подумал, что надо бы нынешней ночкой кроме щей и еще кое-чего отведать. Тут же вспомнив, по какому важному делу он идет, Гордей Аверкич принял серьезный, благопристойный вид и шагнул через порог.
142
Держать в загнетке означает поддерживать еду горячей, оставив горшок в печи, но не на огне, а близ него, в специальном месте.
Ехать с Подола до княжеского подворья не столь уж и долго, всего-то и надо подняться по Боричеву взвозу. Однако подумать Гордей Аверкич успел о многом. Для начала предстояло проверить, стоит ли монашек у княжеского терема. Может, и нет его там вовсе, тогда и размышлять не о чем. А вот если стоит, тогда уж он…
А что он тогда? Тут-то и начинались все вопросы, на которые Гордей пока так и не нашел четкого ответа.
Самому, что ли, предложить передать? Нет, в такие дела столь явно соваться и вступать в открытую свару с самим князем Константином не стоит. Вывод напрашивался только один: надо идти к своему бывшему князю Ярославу Всеволодовичу.
«Уж этот завсегда с Константином на разных берегах стоять будет, – размышлял купец. – Нрав у него, конечно, не мед. Коли в каком ином деле пришлось бы выбирать, нипочем бы супротив рязанского князя не пошел. У него и вежества к людям поболе, и рассудительности, да и прочего – с Ярославом не сравнить. Да только как быть, ежели именно Константин по другую сторону встал, да еще по ту, что к латинянам поближе. Тут уж извини, подвинься, княже. Перемудрил ты ныне».
И Гордей в сердцах пришпорил коня, потому как получалось нехорошо. Как ни поступи – все плохо. Вот и думай, в каком случае этого плохого меньше.
У ворот княжеского терема и впрямь сиротливо переминался с ноги на ногу одинокий монах.
«Да, хоть и весна, а прохладно еще. В такую погодку в рясе, пусть и самого теплого сукна, все равно не больно-то согреешься», – подумал Аверкич сочувственно, однако постарался даже не смотреть в его сторону, чтобы не спугнуть.
В княжеском тереме Гордея знали хорошо. Умел купец угодить Мстиславу Романовичу. Такие шубы привозил из Волжской Булгарии – сказка. И это при том, что теплых мехов на Руси пруд пруди. У любого смерда сыщется в избенке овчинный кожушок, да не один. У женки – свой, у детишек тоже.
Но так выделать мех, чтоб шубенка на плечи не давила, чтоб легкая была, будто летняя одежда, – такое только булгары умудрялись сотворить. Имелись у их мастеров особые секреты. Разика два ухитрился Гордей Аверкич Мстислава Романовича одарить именно такой шубой. Князю подарок вручить – не убыток, он потом вдвое, а то и втрое окупится.
В ворота купец прошел спокойно, дальше пришлось бы похуже, но, на его удачу, на высокое крыльцо вместе с каким-то молодым князем вышел сам Ярослав.
«На ловца и зверь бежит», – умилился Гордей Аверкич.
Правда, признал его Ярослав не сразу, пришлось назвать себя, выдав имечко при постороннем человеке. Да и потом купец еще долго мялся, прежде чем исхитриться намекнуть, что дело его тайное, а потому третья пара ушей тут вовсе ни к чему.
Молодой князь недовольно хмыкнул, однако прекословить не стал и вернулся в терем. Тогда только Гордей, опасливо озираясь по сторонам, все без утайки поведал князю Ярославу.
Едва купец помянул о Константине, князь как-то скривился, будто у него зубы заболели, зато потом, когда речь дошла до сути, загорелся, вспыхнул, а в его единственном глазу словно полыхнул красный огонь. Или это показалось Гордею?
– Где свиток?! – протянул Ярослав к купцу дрожащую от нетерпения руку.
– Да у монаха. Как его, фра Люченцо, – пояснил Гордей Аверкич.
– А если сбрехал твой Петер и нет никакого монаха? – несколько разочарованно спросил Ярослав.
– Как же нет, когда я сюда подъезжал, а он у ворот караулил? Поди, доселе князя Константина дожидается.
Князь еще с ранней молодости скор был на ход. Вот и сейчас мигом слетел с высокого крыльца и кинулся к воротам. Гордей только-только полпути успел пройти, а тот уже за ними исчез.
– Ну и где он? – ухватил купца за грудки Ярослав, едва тот вышел следом за князем.
А и впрямь – где? Гордей Аверкич внимательно посмотрел по сторонам и сокрушенно развел руками:
– Был он, ей-богу был.
– А не спутал ты, часом? Может, то наш какой? – переспросил князь подозрительно. – К примеру, служка дожидался. Могло такое быть?
– Не наш, – вздохнул купец. – Нешто я вовсе из разума выжил, чтоб нашего монаха с латинянином спутать? Служка не торчал бы у ворот, он пошел бы в сени. Там тоже холодно, но все ж не так, как на улице. Опять же тот в шапке какой-то маленькой был. У нас таких не нашивают, а у них все попы в таких шляются.
– Тогда где же он?!
– Ждать устал, замерз, – предположил Гордей. – Решил, поди, что ныне толку уже не будет, вот и ушел.
– Куда ушел?
– А я почем знаю? – удивился купец. – Да и что тебе за печаль, княже? Ежели ему князь Константин так сильно нужен, как Петер мне сказывал, то ты его завтра с утра беспременно на этом же месте увидишь. – И взмолился: – Ты ворот-то мой выпусти, княже. А то раздерешь ненароком, – не забыв польстить: – Вон у тебя силища-то какая в руках!
– И то верно, – малость поостыв, Ярослав наконец отпустил Аверкича, строго заметив: – Ну, гляди, Гордей, ежели ты обмануть меня решил и я завтра поутру твоего монаха здесь не увижу, то несладко тебе придется.