Красный лик
Шрифт:
Есть ещё золото в толщах народных, и ведь не всё то золото, что рекламируется в печати…
Золото государственного и религиозного опыта, религиозного и государственного переживания… Социального опыта…
Вот что надо опознать… Вот где университет и наука… А ведь наши русские учёные ещё долго будут следить за разными «достижениями западной мысли»…
— Учёных много, умных мало… (А. С. Пушкин)
А сколько пословиц должно разноцветным дождём взбрызнуться из народной толщи после таких испытаний!
Сколько острых словечек…
Итак —
Итак — живой и реальный народ. Всматривайтесь в него, чего он хочет. Только с ним, только через него.
Но это отнюдь не значит, что деятели, которым предстоит действовать в предстоящую годину, — должны «обожать» этот народ, должны цепенеть от одного его крестьянского титула и мужичьего звания.
Что они должны шалеть и молча покорно смотреть, когда народушко будет азартно громить фабрики и имения новой буржуазии.
Слушать, что говорит народ, — это значит слушать не рёв отдельных Иванов или Кузьмичей, а слышать то, что говорит идея народа.
Да, идея народная.
Нельзя понять, почему Иван или Кузьма может водительствовать массами, выкрикивая лозунги глупые или убийственные, а какой-нибудь интеллигент этого не может.
Пожалуйте на трибуну, пожалуйте к демагогии!.. Будьте готовы ко всему.
Повторите, заставьте, двиньте, создайте в толпе внутреннюю организацию, которая будет помогать вам проводить ваши лозунги, будет сковывать страсти…
Идеям Маркса и прочим глупостям и пошлостям противопоставьте свои идеи… Пересмотрите русскую историю… Поймите без сентиментальности, что такое русский народ… Пересмотрите наших публицистов — да не тех, линия которых привела к революции, а тех, которые засыпаны пылью пошлости и либерального прохвостничества.
Не Белинского, Писарева, Чернышевского, Добролюбова, болтуна Михайловского.
А Аксаковых, Киреевских, Хомякова, Данилевского, Победоносцева, Каткова, Леонтьева, Шарапова и др.
И поверьте, что эта линия, линия консервативная — бесконечно умна, гораздо умнее линии либеральной, и в то же время ведь эта линия оправдана событиями русской революции.
Этой линией строилось тысячелетнее русское государство, и строилось с умом и, конечно, стоит полюбопытствовать, как оно строилось…
Посмотрите, наконец, историю и навыки иных государств, в особенности тех, которые ловко управляются с революцией, а не хвалят её на всех перекрёстках… Пора понять русскому обществу, что та же Англия, которая в русском обычном дореволюционном понимании выглядела столь либерально, — в сущности, стоит на почве самого полного и последовательного консерватизма. Умного английского консерватизма…
Не пора ли и русской государственной мысли стать умной? Без наскоков, без жидоедства, поняв и выковав национальную традицию, с ней пойти в массу, но не как «просветители» этой последней, а как равноправные граждане, готовые на то, чтобы проводить и доказывать свои взгляды, готовые сделать «асаже» всякому, кто выступил бы «в порядке революционном». Только русский народ в его современном состоянии. Только русское государство.
А что касается тех, чей зад отдавило колесо русской революции, кто до сей поры плачет и вздыхает о разных привилегиях, — то можно сказать:
— Сами того желали,
И вам нет другого пути, как выбор:
— Или в толпу, или в музей истории!
За чтением Розанова
Самое существенное — просто действительность.
Революция — есть сила; это доказано ходом самих российских событий. Революция победила — и этого уже достаточно, чтобы ей быть оправданной. Бесполезно и судить!
Революция — идёт своим порядком, и в диалектическом пути собственного развития — она встречает своё отрицание. За революцией — идёт порядок.
Схема триединого гегелевского процесса — Тезис — Антитезис-Синтез — противостоит ей неотвратимо; тезис светит светом старого порядка; антитезис — гул и кровь революции; в синтез должно облечься время, чтобы восстановить гармоническое единство — между старым и новым, чтобы на замирающих волнах революции выдвинуть мирные новые острова нового порядка.
Этот процесс — или приблизительно этот — развёртывается над Россией. Отходя от первого дня революции, мы всё более и более чувствуем, что отходим от тезиса; мы отплываем в бурное море, где ищем новой земли, и знаем, что многие из нас опустятся на дно, не достигнув этого нового порядка. Прошлое скрывается за нашими спинами, взоры жадно ищут земли…
— Впереди!
Революция постепенно теряет свой первый облик своего грохота и гула, потоков крови и боёв, и истощённых, и изнурительных. В ней мало-помалу начинаем усматривать смысл; но отнюдь не тот смысл, который влагают в неё революционеры, славящие свой товар. Отдаваясь интересам минуты, интересам дня — эти революционеры в своих лозунгах искажали цели революции, да к тому же как возможно, чтобы какой-нибудь один человек подглядел сущность исторического процесса? О революции — спорят, машут руками, а она совершается своим непоколебимым путём. Людям не дано овладеть секретом её хода, ни остановить, ни задержать её.
Наступает момент, когда звонкие голоса минутных её вождей, этих калифов на час, уже не заглушат подземного, инстинктивного разума самой революции, инстинктивного потому, что он связан с подземным глухим разумом самого народа… Настойчивее и настойчивее звучат голоса, проповедующие опыт революции; революцию уже не ведут, а учатся у неё, присматриваются к ней…
И по этому моменту можно русскую эмиграцию разделить на две главные группы.
Одна — желает учиться у революции. Она понимает, что революция — это одна из форм проявления народной силы; что революция не оторвана навсегда от народной субстанции, а является одной акциденцией, в которой проявилась эта самая субстанция. Таким образом — становится какая-то прочная обновлённая связь между революцией и народом. В революции, в её интернациональном гомоне начинают мелькать национальные тона.