Красный оазис
Шрифт:
«Покорно благодарю! — пробормотал про себя Блевио. — Не хочешь ли стать моею прабабушкою?»
Но вслух произнес, разумеется, другое:
— Меня зовут Си-Саидом, господин мой. Отец мой — турок, как и ты. И он жив… Но я благодарю тебя за высокую честь, мне предложенную!
— Как ты попал в мой лагерь? Я раньше не видел тебя!
— Я прибыл сюда несколько часов тому назад, чтобы стать в ряды твоих доблестных солдат, паша. Гяуры разорили отца моего, и я поклялся сражаться с ними, покуда у меня в жилах есть хоть капля крови.
— Хорошо! — одобрил паша. — Ты молод, силен,
Блевио еще раз поклонился паше, думая, что ему, скромному рядовому, на редкость повезло. Быть адъютантом Османа-паши — значит быть, так сказать, у первоисточника всяческих новостей и располагать известною свободою действий. А это может сильно облегчить задачу спасения Марики. Да, кстати, облегчить и разрешение заинтриговавшего Блевио вопроса о таинственном сонном порошке, привезенном Ибн-Талебом.
Кто знает, нет ли в болтовне о чудесном порошке зерна истины?!
В то, что секрет изготовления порошка шейх узнал из египетских папирусов, Блевио не верил.
«Какие там химики были у фараонов?! — думал он. — Не наши ли друзья и союзники-немцы, скорее? Они так нас любят, что готовы снабдить арабов и турок любым ядом… Во всяком случае — держи ухо востро, Блевио. Вот будет здоровая штука, если тебе и синьорину удастся освободить, и всяческие секреты разузнать… Хо-хо! Пожалуй, если не в офицеры, то в марешали произведут тебя, Блевио. А Раймондо тогда лопнет от зависти, бедняга. Но я, впрочем, постараюсь так подстроить, что слава наша будет общею: пускай и его начальство произведет в чин марешаля. Все же товарищ…»
Тем временем на место происшествия принесли в ведре воду. Но никто не решался приняться оказать помощь бесчувственному шейху Ибн-Талебу. Тогда за дело взялся сам Блевио.
Прежде всего он раздел шейха, чтобы тот мог дышать спокойно; проделывая это, он обратил внимание, что на груди шейха висела порядочной величины холщовая сумка. Молнией мелькнула в мозгу солдата догадка: «Не тут ли старый колдун прячет свой волшебный порошок?»
Он ловко сунул мешок в снятый с шейха бурнус и положил в сторону. Потом еще раз прильнул к груди шейха ухом.
— Нет, так не выйдет ничего! — сказал он, поднимаясь. — Несите его в полевой госпиталь.
В суматохе, поднявшейся вокруг Ибн-Талеба, никто не обратил внимания на Блевио. Солдат воспользовался этим обстоятельством и сунул таинственный мешок шейха себе за пазуху.
Когда шейха унесли в госпиталь, Блевио улучил момент и забился в кусты неподалеку от лагеря. Там он вскрыл мешок и нашел в нем несколько отдельных пакетиков, такое же количество крошечных пузыречков. Недоверчиво разглядывая то и другое, он обратил внимание на имевшиеся на пакетиках и на пузыречках надписи по-арабски. На пакетиках стояло: «Не вдыхать». На пузыречках: «Перед тем как зажечь порошок, надо три раза вдохнуть то, что содержится во флаконе».
— Ладно! Вдохнем и четыре… Посмотрим, что из этого выйдет.
Он откупорил один пузырек и действительно четыре раза вдохнул аромат, струившийся из флакона. Слегка затуманилось сознание и забилось сердце.
Тогда Блевио положил один из драгоценных пакетиков прямо на землю и поджег его. Пакет сразу вспыхнул веселым пламенем, и все вокруг окуталось полупрозрачным сладким дымом. Блевио на всякий случай поторопился отойти на некоторое расстояние и, сидя в кустах, наблюдал. Ожидать действия волшебного порошка пришлось недолго: несколько минут спустя с кустов и деревьев, окружавших полянку, стали валиться, как мертвые, населявшие чащу пичужки.
Иные падали прямо на лету, словно подстреленные.
«Здоровая штука! — почесывая затылок, подумал Блевио. — Ей-богу, здоровая. Не иначе как немцы выдумали…»
И потом добавил:
— А я могу при помощи этой дьявольщины синьорину Марику освободить. Ей-богу, здорово!
Глава X. Разведка Блевио
Выстрелив в Мизру, Али-бен-Али не терял времени: как змея, он скользнул вдоль ствола пальмы и бросился бежать, укрываясь среди кустов. Падение тела Мизры вызвало вполне понятное замешательство среди беглецов. Только один Раймондо Дарти успел заметить, и то с опозданием, бегство араба. Вскинуть к плечу верное ружье и выстрелить было делом одного мгновения.
— Эх, досадно! — проворчал берсальер следом за выстрелом. — Промахнулся! Стоило после этого моему начальству давать мне первый приз за стрельбу. Небось, Блевио — тот не промахнулся бы.
На самом деле, осыпая себя упреками, Раймондо был не совсем прав: выстрел его не достиг больших результатов, но и не пропал даром. Пуля нагнала бегущего сенуссиста и ранила его, правда лишь слегка и сравнительно безвредно в верхнюю часть правой ноги. Араб пронзительно взвизгнул, схватился за пораненное место обеими руками и, улепетывая, бормотал:
— Аллах! Что же я теперь буду делать? Мне необходимо спешить с известием к Осману-паше.
Потеря крови из раны мало-помалу ослабила силы Али. Араб замедлил шаги и с трудом дотащился до одного из своих логовищ, где жила одна из шести или семи его старых жен. Это была старуха негритянка. Али постоянно бил несчастную черную женщину, грозил продать ее на рынке, грозил убить. А теперь ему пришлось прибегнуть к ее же помощи. И негритянка с великим терпением промыла рану мужу, залила ее каким-то чудодейственным бальзамом. А когда сваленный лихорадкою Али метался на своем ложе, та же негритянка не спала несколько ночей, терпеливо переворачивая метавшегося в забытьи Али на левый бок.
Поднялся Али, еще бледный, исхудалый, ослабевший, на четвертый день. Рана его тем временем порядочно зажила. Во всяком случае, дело явно шло к выздоровлению. И тогда Али, торопясь наверстать потерянное время, отправился, прихрамывая на обе ноги, в главный турецкий лагерь с запоздалым докладом Осману-паше о результатах разведки. И идя, Али с досадою поглядывал на встречавшихся всадников, бормоча:
— Будьте вы прокляты. Вам хорошо сидеть на лошади или на верблюде, а мне торопиться надо, а я иду пешком… А кто виноват? Разумеется, женщина. Но подожди ты, Марика. Я вымещу на тебе все, что терплю по твоей милости…