Красный оазис
Шрифт:
— Это ты говоришь так! — вмешался Иза. — На самом деле мы так растерялись, что без твоей помощи, вероятно, предоставили бы Мизре умереть…
— Дай мне руку! — вымолвил Мизра. — Отныне я не враг тебе. Я — друг. Все мое — да будет твоим. — Помолчав, он с горечью добавил: — Я отказываюсь от Марики. Она любит не меня, а тебя. Пусть же она станет подругою твоею… Дай мне руку.
И недавние враги обменялись крепким рукопожатием.
Разумеется, как только Мизра мало-мальски оправился, сейчас же возник вопрос, как освободить и увезти Марику. Мизра предложил план, чрезвычайно простой и вместе удобоисполнимый: один из беглецов, умеющий говорить по-арабски, должен надеть на себя мундир Мизры, захватить с собою его же патент на чин поручика и отправиться в ту усадьбу, в которой заперта Марика. Солдаты все сплошь безграмотны. Если Осман и узнал уже об исчезновении Мизры, то едва ли он отрядил сторожить Марику какого-либо другого офицера. Вернее всего, командует часовыми один из фельдфебелей или унтер-офицеров. Среди них — ни одного грамотного. Достаточно держаться с ними в повелительном тоне и предъявить им патент, на котором имеются сургучные печати, и они будут повиноваться. Они выдадут Марику мнимому посланцу паши, а тот…
— А тот привезет девушку сюда, где мы будем ожидать ее, — подхватил Иза.
Вопрос о том, кому отправляться в усадьбу в роли мнимого посланца паши, был решен просто: из трех итальянцев один Блевио Блеви, много лет до войны проживший в Константинополе, говорил по-турецки не хуже, чем по-итальянски, — поэтому выполнить дело поручили ему. Тайар, знавший все окрестности, раздобыл где-то пару лошадей, Блевио Блеви переоделся, преобразился в бравого турецкого офицера и помчался к усадьбе.
Но здесь его ожидало горькое разочарование — один из стороживших усадьбу аскеров почтительно доложил ему, что пленница всего два часа назад по личному приказанию Османа-паши перевезена в главный лагерь.
С этой вестью Блевио направился на место стоянки беглецов.
Но на полдороге он остановился, потому что в голову пришли иные мысли.
«Что я буду делать там? — думал бравый солдат. — Как вернуться с пустыми руками, не принеся даже единой весточки от самой синьорины Марики? Нет, рисковать так рисковать. Проберусь прямо в лагерь. Черта с два меня там опознают. А раз буду там — как-нибудь вывернусь».
Во вьюках второй, запасной лошади имелась пара бурнусов: Иза дал их солдату на тот случай, если понадобится укутать Марику. Одним из этих бурнусов Блевио и воспользовался, чтобы преобразиться в араба по внешности. Переодевшись, он погнал лошадь, и скоро оказался в непосредственной близости арабо-турецкого лагеря.
— Кто идет? — крикнул прятавшийся в тени кустов часовой араб.
— Свои! — ответил не моргнув глазом берсальер, придерживая лошадь.
Глава VIII. Болото крокодилов
По расчетам беглецов, Блевио должен был вернуться из своей рискованной экспедиции часа через два, много через три. Но прошло и три, и четыре часа. А солдата не было. Беспокойство стало овладевать оставшимися. Особенно тревожно чувствовал себя Мизра: араба угнетали упреки совести. Ведь это он выдал Марику Осману-паше. Ведь это он, ослепленный страстью, предал ее… На кого же ляжет ответственность, если Марика погибнет?
Снедаемый беспокойством, Мизра покинул стоянку беглецов под предлогом необходимости произвести в окрестностях маленькую разведку.
— Что мне теперь делать? — бормотал он пробираясь по оазису. — Если Блевио не выручит Марику, а сам погибнет, — виноват буду я и только я. И нет мне прощения. И да будет мне за это смерть! Да и зачем, в самом деле, жить мне? Нет мне радости в жизни. Не суждено мне счастья. Лучше смерть…
Рассуждая таким образом, молодой араб отошел довольно далеко от стоянки и очутился в низменности, где воздух был насыщен гнилою сыростью. Где-то неподалеку должна была оказаться вода. Инстинктивно Мизра направил туда свои шаги и через некоторое время очутился на берегу обширного озерка со стоячею водою. Едва подошел он к озерку, как на его поверхности здесь и там обнаружилось странное движение: словно огромные корявые бревна всплывали со дна и потом подплывали к тому берегу, где стоял в тяжелом раздумье одинокий человек. Миг — и Мизра вздрогнул: он увидел, как из недр озерка выплывали отвратительные пресмыкающиеся гадины — огромные крокодилы.
В человеке, неосторожно приблизившемся к их логовищу, они видели легкую добычу и торопились овладеть ею.
Принято считать, что природа наделила крокодила ничтожным умом. На самом деле если это и верно, то далеко не во всех отношениях. Правда, в безобразной черепной коробке крокодила помещается положительно крошечный по размерам мозг. Но крокодилы в некоторых отношениях оказываются на редкость смышлеными животными, особенно когда речь идет о добывании пищи. Арабы рассказывают, что иногда крокодилы объединяются для охоты на животных, причем, как волки, распределяют между собою роли: одни выступают в качестве загонщиков, другие устраивают засаду.
Мизре пришлось испытать на себе всю хитрость крокодилов: в то время как он стоял на берегу озерка и наблюдал за подплывавшими к берегу крокодилами, несколько наиболее подвижных гадин незаметно выползли на сушу в другом месте и, двигаясь с непривычною для них быстротою, зашли Мизре в тыл. Инстинкт подсказал арабу о той опасности, которая ему грозила. Мысль о самоубийстве уступила мысли об ужасной смерти в зубах пресмыкающихся. Громко заговорил инстинкт жизни.
Мизра ринулся бежать, но сейчас же остановился: отступление ему было отрезано. Десяток крокодилов, расположившись полукругом, приближались к нему с суши, гоня его в воду озерка.
Мизра был так погружен в свои печальные думы, уходя из лагеря, что не взял с собою никакого орудия, кроме револьвера. При таких условиях он оказывался почти совершенно беззащитным по отношению к крокодилам. Сообразив это, он стал искать спасения в другом маневре: в несколько прыжков добрался до стоявшей недалеко старой пальмы с могучим стволом и вскарабкался на нее. Он думал, что раз обманувшись в своих расчетах, пресмыкающиеся не замедлят оставить надежду на поимку человека и вернутся в свое логовище. Но крокодилы и не думали поступать так, как было желательно Мизре. Они знали по опыту, что добыча от них не уйдет, и они обладали терпением. Они знали, что слабое и беззащитное двуногое существо может просидеть несколько часов на стволе пальмы. А потом…
Потом голод погонит его вниз. И тогда у них будет пожива.
— Я доволен тобою! — произнес Осман-паша стоявшему перед ним в почтительной и вместе фамильярной позе человеку, в котором наш читатель по первому взгляду узнал бы сенуссиста Али-бен-Али.
Сцена происходила в палатке командующего турецкою армией, несколько часов после того, как Мизра привез в лагерь похищенную им в марабуте Марику.
— Я верно служу турецкому делу! — признал скромно собственные заслуги сенуссист. И про себя добавил: «Покуда ты, старый боров, аккуратно оплачиваешь мои услуги…»
Словно угадав его мысли, паша продолжал:
— Правда, обещанных итальянских генералов ты мне не доставил…
— Не моя вина! — запротестовал Али. — Разве я мог предвидеть, что эти шайтаны снесутся со своими друзьями, а те пришлют им на выручку ту чертову колбасу, которая летает по воздуху и из-под облаков осыпает наши пески чугунным горохом?
— Это, положим, дикий вздор! — прервал Али Осман-паша. — Дирижабль, очевидно, просто-напросто производил разведку. Во всяком случае он нам помешал. Я сильно подозреваю, что итальянцы успели улизнуть, когда наши храбрые войска победоносно отступили от марабута…