Красный сокол
Шрифт:
— Да я давно уже тебе ТЫкаю, а ты все деликатничаешь, на погоны глядя. Будь здоров, — поднял стопочку Иван, — я рад твоему возвращению в большую авиацию.
— А как же? Жизнь научила. Раз замахнулся на майора: «Ах ты, гадина, тыловая крыса». И схлопотал за тыканье три года условно. Хватит. Ученый. Ходить против власти врукопашную — удел романтиков и дураков.
— Власть, как девка, разная бывает. Совестливая и бесстыжая. К сожалению, — заметил Иван.
Так они и расстались, как старые задушевные друзья в рассуждениях на отвлеченную тему, как будто война была от них за тридевять земель в тридесятом царстве.
А она грохотала над их головами разрывами
Глава 14
«Березина»
А дела на фронте между тем разворачивались со скоростью ночного бомбардировщика. Ориентиры и цели менялись в зависимости от просветления и скорости соображения главных закоперщиков войны и ведущих исполнителей «божьего промысла».
Обе воюющие стороны считали себя правыми в своих благородных намерениях установить мировой порядок по социально-экономическому признаку. Только одни исповедовали право вершить судьбами народов по принципам Ницше, идеальной голубизне крови, якобы изначально бушующей в жилах великогерманской касты, а другие взяли на вооружение идеи Карла Маркса, положив в основание мирового порядка равенство в материальной обеспеченности, которая тоже изначально заложена в крови плебса. Одни верили в дух, другие поклонялись плоти. Силы идеального и материального мира веками боролись с переменным успехом за свое право управлять человечеством, пока не схлестнулись в итоге на «Прохоровском поле», когда выкормыши Ницше во главе с его лучшим учеником Адольфом Гитлером не выдержали своего наступательного порыва и застряли в оборонительных сооружениях «сталинцев», намертво вставших на защиту своих амбициозных рубежей обустройства мира на принципах материального равенства.
Правда, принципиальная разница в позиции «сталинцев» и «гитлеровцев» оценивалась союзными державами той и другой стороны неоднозначно. Запад во главе с Черчиллем и Рузвельтом защищал материальное благосостояние своих народов в настоящем, а Восток во главе со Сталиным отстаивал свое материальное благополучие в будущем. Так или иначе, но Запад не спешил с открытием второго фронта на западных границах Третьего рейха, поэтому на востоке настоящие сталинцы придумали десять сталинских ударов по гитлеровцам и один из них назвали «Багратион».
К этому удару, разработанному штабом Рокоссовского и одобренному ставкой Верховного Главнокомандующего, подключались местные, второстепенные, третьестепенные и даже отдельные параллельные проекты избиения дрогнувшего и отступающего противника. Один из таких отдельных прожектов назвали «Березина». Он заключался в том, чтобы ввести немецкое командование в заблуждение относительно отдельных частей и подразделений гитлеровцев, попавших в «Бобруйский котел» в результате успешного наступления советских войск на Первом Белорусском фронте.
В лесах западного побережья реки, вошедшей в легенду еще со времен бегства Наполеона из Москвы, скрывалось действительно много физически и морально придавленных солдат и офицеров вермахта, обреченных на пленение. Эти войска надо было как-то вызволять из окружения. Наученное горьким опытом под Сталинградом, немецкое командование решило спасать войска по воздуху. Но фронт катастрофически отодвигался все дальше и дальше от берегов Березины, поэтому решено было оказывать помощь тем подразделениям, которые не утратили радиосвязь с командованием и могли организованно продвигаться на запад, поближе к линии фронта. Таким подразделением оказался 36-й полк охранной дивизии. Но попав в безвыходное положение, полк рассеялся, а подполковник Шерхорн, возглавлявший
Разведуправление Белорусского фронта решило воспользоваться благоразумием подполковника и его помощников, согласившихся подыграть советским разведчикам. С помощью фальшивых радиограмм Шерхорн попросил помощи от вермахта: сбросить продукты, боеприпасы, медикаменты в условленном месте. Такая помощь была оказана. Ночью тяжелый транспортный самолет сбросил на парашютах необходимый груз, который попал, разумеется, в руки армейского «СМЕРШа». Операция преследовала цель как можно больше выудить диверсантов, оставленных немцами в лесах Белоруссии.
Командование центральной группой немецких войск настолько уверовало в возможность спасения попавших в беду, что всерьез решило выручить «героический полк», согласившийся на эвакуацию.
По приказу Гитлера с южного фронта вызвали лучшего диверсанта Третьего рейха Отто Скорцени, командира особого диверсионного 502-го егерского батальона абвера. От генерала Йодля он узнал, что в лесах Белоруссии продолжает сопротивляться группировка войск, насчитывающая свыше двух тысяч солдат и офицеров, уцелевших от разгрома под Бобруйском и нуждающихся в помощи. По замыслу матерого диверсанта в советском тылу решили сколотить фиктивный стройбат из бывших советских военнопленных, прошедших обучение в диверсионных школах абвера.
К нему должны были примкнуть офицеры и солдаты Шерхорна под видом немецких военнопленных, якобы двигающихся к линии фронта для строительства оборонительных объектов. Операцию закодировали под названием «Волшебный стрелок». Изготовили фальшивые документы и ночью сбросили на парашютах специалистов в помощь подполковнику для выбора оборудования посадочной полосы.
Намерившись без шума захватить приземлившиеся немецкие самолеты, советская сторона приняла решение задействовать на случай сопротивления ночные бомбардировщики. Подстраховать спецслужбу поручили командованию 4-й воздушной армии, рассредоточенной в этом направлении. Спланировать действия бомбардиров и подобрать место предполагаемого приземления транспортных самолетов противника приказали Федорову как наиболее смелому и опытному организатору военных экспедиций.
На аэродром ночных бомбардировщиков Иван Евграфович прикатил на своей любимой «Эмке», ознакомился с личным составом полка и устроил соревнование между летчиками: кто точнее всех сбросит вымпелы на поляну в лесу, отмеченную на карте.
Лучше всех сработали летчики эскадрильи молодого командира, чем-то напомнившего ему Анатолия Серова, сослуживца по Испании. Назначив его своим ведомым, Иван Евграфович решил проверить его в деле.
Днем они на двух бипланах облетели окрестности одинокого монастыря на взгорье и дважды заходили от излучины реки на условленный объект — полевой аэродром предполагаемого врага. Вечером молодой командир произвел контрольное бомбометание с повторным заходом на цель. Федоров, круживший над объектом где-то выше, опередив бомбардиров на обратном пути, встретил пилотов с нескрываемым восхищением:
— Здорово поработали. Пащевского ко мне. Ага, идет. Поздравляю. Глаз у тебя — первый класс. Как звать-то? Геннадий Анатольевич, говоришь? Достойная смена Анатолию Константиновичу. Браво. Это я тебе говорю, однополчанин героя испанского неба. Понял?
— А кто такой Анатолий Константинович? — осмелился задать праздный вопрос молодой командир, окрыленный похвалой загадочного полковника.
— Как кто? Разве вам в училище не говорили о нем? Какое оканчивал? Когда?
— Чкаловское, в сорок втором.