Красный ветер
Шрифт:
— Сколько бы вы это ни повторяли, ничего не изменится, — ответил Андрей. — Вы обязаны доложить обо мне, остальное будет решать сам комбриг.
— А вы, собственно говоря, по какому вопросу? — спросил адъютант. — Если Испания — разговор с комбригом бесполезен. Вот… — Он раскрыл объемистую папку и глазами указал на груду заявлений. — Это Испания. За вчерашний день — двести семьдесят два заявления. Только за один вчерашний день. Вы понимаете?
— И все же прошу вас…
Адъютант нехотя встал и, направляясь к кабинету комбрига, на ходу бросил:
— С удовольствием посмотрю, как вы пробкой будете оттуда вылетать, — и скрылся за дверью.
Оставшись, один, Андрей сел на стул у стены и стал ждать. Сейчас он старался не думать, к каким последствиям приведет его упрямство. Возможно, он действительно вылетит из кабинета комбрига как пробка, но тогда он уже будет знать, что придется начинать с какого-то другого конца. А пока…
Когда адъютант вернулся в приемную, вид у него был довольно странный. От его насмешливости не осталось и следа, смотрел он теперь на Андрея скорее с любопытством, чем с неприязнью. Показав рукой на дверь кабинета, он негромко и даже робко сказал:.
— Прошу, товарищ лейтенант!
Андрей сразу узнал комбрига Ривадина. Все осталось в нем таким же, как и в тот день, когда он появился в училище: такое же слишком суровое с виду лицо, такой же, будто бесстрастный, взгляд, в котором, однако, можно прочитать и глубокую заинтересованность, и желание проникнуть в твои сокровенные мысли. И вообще, комбриг Ривадин почти не изменился: все та же подтянутость, неторопливость в движениях, словно заранее все отработано и выверено. Он твердо шагнул навстречу Денисову, поздоровался с ним за руку:
— Рад вас видеть, товарищ лейтенант.
Андрей, кажется, лишь теперь и ощутил не только растерянность, но и страх. С чего начинать! «Двести семьдесят два заявления! — вспомнил он слова адъютанта. — Двести семьдесят два заявления. Только за один вчерашний день». А чем он, Андрей Денисов, лучше других, почему ему должны отдать предпочтение?!
И вдруг комбриг открыто, весело рассмеялся:
— Что же это вы, товарищ летчик, стушевались? Негоже, негоже нашему брату терять почву под ногами… А, знаете, я ведь хорошо вас помню, лейтенант! Оч-чень хорошо. Порадовали вы тогда старика Ривадина, и могу признаться: дважды запрашивал ваше командование об успехах лейтенанта Денисова. Что ж, рад, весьма рад за вас, лейтенант, и за себя рад — не ошибся тогда.
— Спасибо, товарищ комбриг, — сказал Андрей. — Я вас тоже хорошо помню.
Комбриг опять засмеялся:
— Так меня ведь запомнить легко! Думаете, не знаю, что о Ривадине курсанты толкуют, когда он появляется в училищах? «Ну, братцы, гроб нам с музыкой — шарик из центра выскользнет, комбриг прикажет: „Передайте своим папе и маме, чтобы вас послали учиться куда-нибудь в другое место“». Так, лейтенант?
— Почти так, товарищ комбриг, — кивнул головой Андрей. — Я тоже, когда летел с вами в зону, думал: «Ну, не повезло тебе, Андрей Денисов…» А потом, помните, товарищ комбриг, орел над нами парил? И вы тогда сказали: «Вот так бы и нам летать… Чтобы была такая же красота и гармония…» У меня сразу настроение поднялось. Многое я тогда понял, товарищ комбриг…
— Это хорошо, — мягко проговорил комбриг. — А теперь скажите, лейтенант, что вас привело ко мне? И почему вы в Москве, а не в своей части?
Растерянность и даже страх, испытываемые Андреем поначалу, прошли как-то совсем незаметно, и совсем незаметно он почувствовал себя так, словно перед ним сидел не человек, занимающий столь высокий пост, а один из добрых друзей отца, старый пилот, с которым можно поговорить по душам. И Андрей сказал:
— Испания, товарищ комбриг… Я хорошо владею испанским языком. И я, как вы знаете, летчик-истребитель… Прошу вас, товарищ комбриг…
— Я так и думал…
Ривадин встал, прошелся по кабинету. Остановился перед Андреем и в упор спросил:
— Вы все хорошо взвесили, лейтенант? Вы хорошо понимаете, что вас ожидает в Испании? Туда уже слетается воронье Гитлера и Муссолини — враги жестокие и, надо сказать, опытные. А в Республике ни авиации, ни летчиков почти нет, и в первое время все ляжет на плечи наших летчиков-добровольцев. Каждый воздушный бой будет смертельной схваткой, лейтенант, настоящей смертельной схваткой. Не всем, кто поедет в Испанию, будет суждено вернуться на свою родину…
— Я все обдумал, товарищ комбриг, — тихо сказал Андрей. — И твердо обещаю вам, что никогда вас не подведу…
Они говорили еще очень долго. Франция, как стало известно, уже закрыла свою границу, прекратив тем самым доступ в Испанию оружия, закупленного Республикой в разных странах. Начал работать так называемый Комитет по невмешательству, где большинство состояло из представителей западных стран во главе с немецким князем Бисмарком и Дино Гранди — чернорубашечником и подручным Муссолини. Темная игра этого Комитета приводила к тому, что Республика оказывалась в блокаде. Тем не менее Гитлер и Муссолини сразу же проторили дорогу к Франко, и к фалангистам беспрерывным потоком шел груз вооружений, и по этой же дороге шли тысячи убийц-наемников. А истинным волонтерам свободы, тем, кто решил отдать жизнь в первой настоящей схватке с фашизмом, приходилось под чужими именами кружными путями пробираться через границы, где их на каждом шагу подстерегала опасность…
Уже в конце беседы комбриг спросил:
— Там, откуда вы приехали в Москву, остался кто-нибудь из ваших близких? Вам обязательно нужно туда возвращаться?
— Нет, — ответил Андрей. — У меня, кроме отца, никого из родных нет.
Сказав, что Андрей может продолжать свой отпуск до особого вызова, комбриг распрощался с ним, по-отечески обняв его за плечи.
Их было трое в одном купе.
Двое французов: среднего роста крепыш коммерсант Жером Бернарден, направляющийся в Марсель через Париж, где он собирался остановиться на несколько дней, и интеллигентного вида человек, который позже представился как научный работник. Этот возвращался на родину после служебной поездки в Москву. Третьим был Андрей Денисов, по документам — Константин Федоров.
Все трое держались довольно замкнуто, не выражая особого желания ни близко знакомиться со своими попутчиками, ни вступать в длинные разговоры. И только когда поезд подходил уже к границе Германии, научный работник Марсель Роллан обратился по-французски к Андрею:
— Тут у них, на границе, своего рода чистилище. В каждом человеке они видят красного шпиона и готовы вывернуть его наизнанку, чтобы отыскать какую-нибудь улику. А уж если отыщут — несдобровать…
Андрей пожал плечами: