Краткий конспект истории английской литературы и литературы США
Шрифт:
Главный персонаж книги имеет несколько прототипов, но в основном списан с известного мафиозо Джо Коломбо, «крестного отца» одной из пяти крупнейших семей нью-йоркской организации «Коза ностра».
Как ни удивительно, роман «Крестный отец» был благосклонно принят мафией. И, приступая к работе над экранизацией книги с режиссером Ф. Ф. Копполой, Пьюзо завязал с мафиози более близкие отношения, так что его вполне можно считать авторитетом в этом вопросе. Кинематографистами было выполнено условие, поставленное главарями организации: не произносить в фильме слов «мафия» и «Коза ностра».
В 1978 г. Марио Пьюзо опубликовал роман «Дураки умирают», в котором с присущим писателю
А в 1984 г. вышел в свет «Сицилиец» — роман, в котором Пьюзо возвращается к теме итальянской мафии. Здесь подробно рассказана подлинная история бандита Сальваторе Джулиано, хотя среди действующих лиц мы вновь встречаемся с Майклом Корлеоне.
Если в «Крестном отце» зло скрывалось за завесой внешнего благочестия, то в «Сицилийце» оно открыто заявило о себе. Писатель показал тонкую грань, отделяющую борца за свободу от террориста. Образы романа опять доказали мастерство Пьюзо-психолога и рассказчика.
Роман был перенесен на экран режиссером Майклом Чимино в 1987 г.
Сверстник Марио Пьюзо, обучавшийся в тех же учебных заведениях, Джек КЕРУАК (1922—1969), считается одним из столпов литературы разбитого поколения — битников (англ. «beatnik», от «beat generation»). Он и примкнувшие к нему — как писатели, так и другие представители молодежи 50-х годов, провозгласили основными принципами своего существования добровольную бедность, отказ от стремления к успеху, бродячий образ жизни. Многие из них сами вели подобную беспорядочную жизнь. Джаз, буддизм — скорее всего, поверхностно понятый, поиск «божественного озарения», эксцентрическая одежда «под бродяг», алкоголь, наркотики, полублатной жаргон, вызывающее поведение — вот составляющие их существования.
Керуак родился в семье печатника, потомка французских переселенцев в Канаду. Был грузчиком и матросом, помощником машиниста и спортивным репортером.
Автобиографический роман Керуака «Городок и город» (1950) носит черты социально-семейной хроники. Шумный успех имел его роман «На дороге» (1957), положивший начало литературе битников. Керуак использовал в романе так называемый спонтанный метод, означавший эпизодичность построения сюжета, импрессионистичность описаний и наличие натуралистических деталей. Эти черты свойственны и последующим романам Керуака — «Подземные люди», «Бродяги Дхармы» (оба — 1958). Эти книги идеализируют бунт против норм общепринятой морали, мещанства, стандартизации человеческой личности.
Битничество идеализируется также в стихотворных сборниках Керуака: «Блюзы Мехико-Сити» (1959), «Священное писание золотой вечности» (1960).
Керуак проявил себя художником своеобразного лирического темперамента, остро характеризующим общественные пороки, искренне сочувствующим обездоленным.
Другим видным представителем этой литературы был поэт Аллен ГИНЗБЕРГ (р. 1926), также обучавшийся в Колумбийском университете, в 60-е годы — участник вьетнамской войны. В 1955 г. Гинзберг организовал в Сан-Франциско коммуну битников. Его литературным дебютом была поэма «Вопль» (1956), исполненная протеста против духовного гнета маккартизма. Ранняя лирика Гинзберга носит черты поэзии Уолта Уитмена с ее обличительной интонацией, верой в демократию и идеей всемирного братства. Поэма «Каддиш» [47] (1961)
47
Заупокойная молитва (евр.)
Сборники «Сжатые пространства реальности» (1963) и «Новости планеты» (1968) ратуют за ничем не ограниченное выявление и развитие индивидуальности.
Поэзия Лоуренса ФЕРЛИНГЕТТИ (р. 1920) по языку проще поэзии других битников. Характерен сарказм его сборников «Картины ушедшего мира» (1955), «Кони-Айленд разрушается» (1958), «Уезжая из Сан-Франциско» (1961). Поэт не абстрагируется от политики.
К поэтам-битникам относятся также Г. Корсо, Ф. Уэйлен, Э. Дорн; к прозаикам — Дж. К. Холмс, Дж. Мандел, К. Соломон.
Битников поддерживали Г. Миллер, Н. Мейлер и др.
Роман Керуака «Биг-Сур» (1962) обозначил кризис битнического бунтарства. К середине десятилетия это литературное направление практически перестало существовать. Однако его влияние сказывается на творчестве писателей разных стран. В нашей стране воздействие эстетики битников заметно в поэзии Андрея Вознесенского, прозе Василия Аксенова.
«Что можно сказать о двадцатипятилетней девушке, которая умерла?
Что она была красива. И обладала блестящим умом. Любила Моцарта и Баха. И „Битлз“. И меня».
В начале девяностых годов мы смогли прочитать по-русски эти первые строки книги, более двадцати лет назад завладевшей умами молодежи в добрых двух десятках стран, а после ее экранизации сделавшейся еще более популярной.
Это была «История любви»
знаменитая «Love Story», которую два предыдущих десятилетия называли так даже те, кто не владеет английским языком, кто не читал романа и не видел поставленного на его основе фильма, а лишь знал, и любил, и напевал, и насвистывал очаровательную мелодию главной музыкальной темы кинокартины, которую сочинил популярный в России после фильма К. Лелуша «Мужчина и женщина» (1966) французский композитор Франсис Лэ.
ЭРИК СИГАЛ. Его «История любви» была объявлена в СССР «антикоммунистической литературной продукцией».
Познакомившись с незамысловатой и трогательной историей о любящих молодых людях, читатели журнала «Юность» могли бы поинтересоваться у профессора Я. Засурского, в чем же, анализируя в 1984 г. роман, усмотрел он его причастность к «наступлению реакционных и крайне консервативных сил в США», почему он счел «это произведение массовой культуры <...> серьезным оружием политической пропаганды и идеологической экспансии»?
Не знаю, что ответил бы Ясен Николаевич. Как не знаю, где искать порою взятые в кавычки, а порой и пересказанные цитаты из «тех критиков, которые назвали этот роман <...> „книгой, политически непристойной“»: профессор не ссылается на первоисточники, что для его научного труда (в отличие, скажем, от нашего, представляющего собой, скорее, развернутое литературоведческое эссе) не серьезно и бросается в глаза: в других аналогичных случаях — ссылки на месте!
Профессор Засурский даже подсчитал, сколько бумаги потребовалось на пятимиллионный тираж романа: жалко, мол, пятисот тонн!