Крайняя маза
Шрифт:
– А... Эта ваша девица... Видимо, очень интересный для науки человек.
– Да, вы правы, очень интересный.
Решив, что лирическое отступление затянулось, Смирнов сделал зверское лицо. Марья Ивановна, впрочем, не придала ему никакого значения.
– Поздравляю вас с предстоящим изменением семейного положения, – сказала она ангельским голоском. – Но, видите ли, когда я просила вас об услуге, я имела в виду не это, – алый коготок Марьи Ивановны указал на просыпающийся пенис Смирнова, – а это.
Пальчик ее коснулся пистолетного ствола. Евгений Александрович почувствовал, что теряет инициативу, и разозлился.
– Исключено, – выцедил он, зло прищурив глаза. – Я подневольный служащий, а не свободный поэт. И слышишь, чмо, если мне вдруг покажется, слышишь, покажется, что ты хоть слово кому сказала, я попрошу Викешу Изольдина, заведующего нашей химической лабораторией, выдать мне по дружбе пол-литра импортной серной кислоты высшего качества. Сечешь масть, сахарная киса?
Мария Ивановна масть секла. Глазницы ее распирало уважение к Смирнову. Бесподобно нежные пальчики застегивали китайский халатик на все пуговицы.
– А этот человек, который был со мной... – Смирнов решил все-таки расставить точки над i. – Ты его хоть раз видела?
– Нет, – твердо ответила женщина.
– Ну ладно, мне пора, – покивав, проговорил Смирнов. – Да, не могли бы вы мне сделать небольшое одолжение?
– Я слушаю.
– Эти соседи... Мне не хотелось бы их убивать. Ассоциации, понимаете ли. У меня друг детства – горбун.
– Я все улажу. Скажу, что это меня хотели ограбить через две квартиры.
– И без ментов уладите?
– Обижаете. Вы заходите как-нибудь на коньячок, без серной, естественно, кислоты... Соседи все-таки. Поговорим о том, о сем.
– Хорошо. Зайду как-нибудь на часок, – кивнул Смирнов, окидывая комнату прощальным взглядом.
Взгляд остановился на буром пятне, сидевшем на дверке сейфа.
– Да, я хотел спросить... Эти пятна... – рука Смирнова прочертила полуокружность. – Понимаете, недавно мой напарник пропал, Камазом звали... Вы его случайно здесь не видели? Маленький такой татарин с голубыми глазами?
– Нет, маленького татарина здесь не было...
Лицо женщины погрустнело и стало по-русски прекрасным. "Нет, она определенно лапушка, – подумал Смирнов, чувствуя, как предательски теплеют его глаза. – Такое хорошее лицо..."
– А кто был?
– Да так...
– Говори, времени мало...
– Это не то, что вы думаете... Это Центнер меня берёг...
– Берёг!?
– Да. У него сильные спастические реакции... Да вы, наверное, знаете. Как антициклон идет, так он звереет...
– Зверел, – поправил Смирнов.
– Да, зверел, – согласилась Мария Ивановна. – Это сейчас он смирный, потому как давление понижается – вон, сколько туч нагнало.
– На удивление смирный, – согласился Евгений Александрович.
– Я час назад ему две таблетки скормила... – многозначительно посмотрела хозяйка квартиры. – Если бы не они, вы бы вряд ли...
– Нельзя ли короче? – не стал слушать Смирнов. – Как это он вас берег?
– Чтобы меня случайно не ранить в периоды своего бешенства, он в этой комнате одного бизнесмена из Прибалтики держал. Тот его крупно обманул на вывозе цветных металлов в Западную Европу... И попался.
– Понятно... И долго держал?
– Месяца три. Потом я хорошее немецкое лекарство не нашла и он...
– Ваш любовник держал мужчину в вашей квартире?.. В квартире своей любовницы? – осмыслив услышанное, перебил Смирнов.
– Да...
– Впервые слышу о неревнивых психах.
– Он был ревнивым. Даже очень. И потому ему все...
– Отрезал?
Мария Ивановна опустила глаза. Страдание, смявшее лицо женщины, показалось Смирнову искренним.
– Да, дела, – зевнул он напоказ, чувствуя, что играет киллера из рук вон плохо. – Зря вы мне это рассказали. Я хоть и киллер, но таких вещей не одобряю. Отрезание половых органов – это нездоровое психическое отклонение, недостойное порядочного человека. Я бы их просто отбил. А чулок у вас найдется?
Мария Ивановна приподняла полу халатика, обнажив бедро, охваченное ажурной чулочной резинкой. Бедро Смирнову понравилось. Он не любил чересчур полных бедер. Он любил именно такие.
– Вам на память? – глаза женщины говорили: "Я сделаю все, что ты захочешь. Я стану такой, какой ты хочешь. И по духу и во плоти. Хоть ты и не тот, за кого себя выдаешь".
– Нет, я не фетишист. Вероника Антоновна с сыном, наверное, уже пришли в себя. Согласно служебному руководству, все кто видел мое лицо, должны быть ликвидированы.
– Вы можете пройти через мою квартиру, – сказала женщина без тени сарказма.
Смирнов задумался: "А какого, собственно, черта Шура увел Пашу через дыру? Не иначе перенервничал".
– Он, наверное, просто хотел попрощаться с Вероникой Антоновной, – поняла его мысли Мария Ивановна.
Пристально посмотрев на нее, Смирнов, взял кейс с деньгами и прошел в квартиру ясновидицы. Квартирка была на удивление уютной. Все со вкусом подобрано, все соразмерно. В ней могли обитать одни лишь любовь, верность и райское спокойствие.
"Фиг этих женщин поймешь, – подумал Евгений Александрович, уже спускаясь на свой этаж. – Такая квартирка, такая женщина, жрица божественной любви, и это животное. Этот гангстер... И эти повсеместные пятна крови. Хотя, что их понимать. Любовь, верность и спокойствие всегда там, где деньги. А деньги там, где кровь.
...Но как же она хороша! Как пластична! И как располагает к себе!"
Сын Смирнова, Валентин, уже разгримированный, сидел на диване и курил, пуская дым к потолку. По телевизору показывали боевик. Десяток гангстеров палили из автоматов по полицейским. Те отвечали адекватно. Дав отпрыску пятьсот долларов (деньги портят детей), Евгений Александрович спрятал кейс во встроенный шкаф и пошел вниз.