Кража
Шрифт:
– А ну, положь кисть, – сказал я.
Она посмотрела на меня, глаза сужены, щеки разгорелись, дерзка и напугана.
Наконец, к огромному моему облегчению, она уронила кисть в банку с лаком, словно черпак в суп.
– И не смей, блядь, прикасаться к моей работе.
Она ударилась в слезы, и, разумеется, я снова обнимал ее, целовал мокрые щеки, голодные губы, и, как только сварил Хью очередные сосиски, мы пошли погулять, плотно прижимаясь друг к другу, любовно продолжая спор, мимо гниющей капусты Чайнатауна в тень Манхэттенского моста.
Я вовсе не отрицал, что ее замысел просто гениален, однако современная наука не позволяла нам сделать так, как настаивала Марлена. Прав был я, а она была не права, как всякий
Кроме того, если мы собираемся спрятать Голема, надо продумать, каким образом он будет найден. Нужно, чтобы люди с йельскими дипломами самостоятельно откопали пропавшего Лейбовица. Мы же хотим – не правда ли? – чтобы им показалось, будто их собственное чутье привело их к золотой жиле, скрытой под кучей навоза. Мы отнесем картину Бруссар почистить к лучшему реставратору – Джейн Тредуэлл, и мы сами тщательно подготовим химическое чудо, благодаря которому эта самая Тредуэлл наткнется на скрытую под верхним слоем тайну. Говорят, она была любовницей Милта. То есть: так утверждал Милт. Впрочем, это не важно. Главное вот что: реставраторы, пусть и настолько взбалмошные, что готовы спать с Милтом Гессе, в работе осторожнее хомяков. Даже очищая пустяковую работу Доминик Бруссар Джейн Тредуэлл начнет с расчистки небольшого участка, диаметром в 1/ 8дюйма, не в центре полотна и не в углу, а с того края, который обычно скрыт под рамой.
Этого умного и робкого зверька мы должны заманить в капкан. И как бы нам ни хотелось, чтобы она принялась яростно скрести Бруссар, пока Голем не проступит во всем своем великолепии – не стоит и надеяться. Малейшее пятнышко краски на ее губке – и работа останавливается.
Как же нам подвести ее к Голему несмотря ни какие предосторожности?
– Надорви холст, – посоветовала Марлена. – Тогда она увидит несколько слоев.
– Ей поручают привести в порядок никудышную картину. Это рутина, скучища. Она и внимания не обратит на слои. А если и заметит, с какой стати предполагать, что там – шедевр?
– Тогда как?
– Не знаю.
Честно говоря, я рассчитывал на более простой способ доказать подлинность Голема. Это же была отличная картина, черт побери, не какая-нибудь там второсортная подделка Ван Мегерена. [96] Зачем рисковать все испортить – пусть Марлена отвезет ее в Японию, к примеру, или обнаружит в наследстве?
– Нет, нет, так не получится.
– Почему же, ради всего святого?
– Сложно объяснять. Не получится.
96
Янван Мегерен (1889–1947) – голландский фальсификатор, создавший множество картин «Вермеера», которые долго признавали утраченными шедеврами.
– Почему?
– Не сейчас.
Она казалась рассеянной и вместе с тем возбужденной, и я начинал раздражаться, но все еще пытался угодить ей – кто бы вел себя иначе? Я искренне верил, что если удастся это провернуть, мы избавимся от Оливье и – благодарение богу – от психодрамы его матери. Порой я грезил о покупке Жан-Полевой усадьбы в Беллингене – дурацкая мысль, не трудитесь на это мне указывать.
Поначалу речь шла не оденьгах, но когда я начал планировать побег от droit morale, лишний миллион долларов перестал быть лишним. Я приобрел книгу Майера «Справочник художника по технике и материалам» и попытался найти на этих восьмистах страницах ответ на историческую и химическую головоломку, подобрать убедительные краски и растворитель, который снял бы верхний слой без ущерба для нижнего.
– Не спишь?
Нет, не спит. Лежит на спине, блестит глазами во тьме.
– Слушай, – говорит она. – Слушай, что я тебе скажу. Он продавал картины своего отца на паршивые чашки для кофе. Понимаешь? Законченный невежда, филистер.
– Ш-ш. Спи… Какая разница.
– Ленивый, неорганизованный. Единственное, ради чего он держался за работу в рекламной бюро, – это поездки в Техас к своему клиенту, который водил его в ресторан и трахал в жопу.
– Да не может быть!
– Не буквально трахал, но я спасла этого хорька от всех бед, я заботилась о нем. Как я старалась для него! Чтобы он мог кататься на своих лошадях и участвовать в гонках. Я бы и дальше о нем заботилась, чтоб его!
– Оставь. Он уже ничем нам не навредит.
– Уже навредил, засранец!
И все же она прижималась ко мне, моя милашка, прятала голову в ямке между моим плечом и шеей, горячей киской терлась о мое бедро, я слышал, как она обнюхивает мою ключицу, вдыхает запах моей кожи, и ее маленькое легкое тело как нельзя лучше совпадало с моей мясницкой тушей.
– Только не разлюби меня! – просила она.
Я задул алтарные свечи и гладил ее шею, пока она не уснула… Дыханье ее отдавало зубной пастой, и воздух был дымный, восковой, как после вечери, давным-давно, когда-то летом.
50
В «Центральном магазине Нью-Йорка» на Третьей авеню имеется огромный склад позади, нечто вроде лавки старьевщика со всевозможными кистями и красками. Там-то я и наткнулся на музейный экспонат, двадцать три коробки с образчиками краски «Магна» тридцатипятилетней давности. Если вы слышали про «Магну», так это потому, что ее пользовали Моррис Луис, и Франкенталер, и Кеннет Ноланд тоже, как мне припоминается.
«Магну» изобрел Сэм Голден, великий химик, партнер Леонарда Бокура, знаменитого пропагандиста. С 1946 года, когда «Магну» начали производить, Бокур рассылал эти коробочки с образцами по всему миру. Попробуй, Моррис Луис. И ты попробуй, Пикассо. Отведайте, Лейбовиц и Сидни Нолан. [97] В одну коробку клал пригоршню зеленых, в другую – желтых, довольно пестрая смесь в каждом наборе. Несколько затрудняло мою задачу, но, когда я наконец поднялся с пыльного пола «Центрального магазина Нью-Йорка», у меня имелось тринадцать коробок, содержавших, в совокупности, необходимую для моего замысла палитру.
97
Моррис Луис Бернстайн (1912–1962) – американский художник, абстрактный экспрессионист. Хелен Франкенталер (р. 1928) – американская художница, абстрактный экспрессионист. Сэм Голден (1915–1997) и Леонард Бокур (р. 1910) – создатели первой акриловой краски «Магна» (1947). Сэр Сидни Роберт Нолан (1917–1992) – австралийский художник.
Если вы – художник, вы уже разгадали загадку. Вам известно, что «Магна» стала настоящим прорывом – акриловые краски, которые смешивались с маслом, а результат выглядел как масло, а не «Дьюлакс».
Допустим, я нарисую картину Доминик «Магной», реставратор, осмотрев поверхность и принимая во внимание дату, с уверенностью решит, что это масло, и, следовательно, пустит в ход растворитель вроде уайтспирита, совершенно безопасный для масла. Ха-ха. Только представьте себе. Маленький хомячок, нюх-нюх, трюх-трюх, осторожненько, маленькая губка, капелька растворителя, и – господи боже: краски так и текут.