Кремовые розы для моей малютки
Шрифт:
— Вперед, парни! Время пошло, — скомандовал Фома.
И, в ответ на удивленный, немного обиженный взгляд Гизли, хмуро произнес:
— Если они внезапно буйствовать начнут, мы с тобой их успокоим. А вот если ты… ох, боюсь, нас троих маловато будет. Усек?
— Усек, господин комиссар. Если надо…
— … значит, надо. Ну, ждем.
Часы тикали как-то особенно громко, даже нервно. Будто не отсчитывали — отбивали минуты. Так думали Фома и громила-стажер — думали, не сговариваясь.
— Вкусно как, — облизывая пальцы, с блаженством, произнес Джон Доу. — Только мало.
Гизли
Минуты шли, шли, шли… а ничего не происходило. Совсем — ничего. Фома вздохнул. Что ж, отсутствие результата — тоже результат. И что это значит? А то: дрянь, вызывающую галлюцинации, кладут не во всю выпечку. Далеко не во всю, а в ту, что под заказ — свой или чужой, в качестве сюрприза. «Да уж, веселая перспектива — чем покупатель богаче, тем больше у него шансов сойти с ума. Временно или навсегда — опять же вопрос денег. И вуаля!»
Новак удивился, заметив господина комиссара на пороге в лабораторию. Ну, что опять-то?! Господи…
— Тед, вы слышали что-нибудь о Мolifrando magnificat imperii? — не давая судмедэксперту опомниться, спросил Фома.
Новак хмыкнул.
— Что-то где-то как-то и когда-то. Если честно, разговор тот был маловразумительным, специально я не интересовался, как-то не было нужды. А что?
— Тогда, полагаю, вам будет интересно прочесть вот это, — и господин комиссар протянул копии, сделанные в соборном архиве. — Фотографии потом увидите, надо проявить пленку.
Новак пробежал глазами копии страниц из старинной книги, внимательно изучил протокол допроса. Хмыкнул и почесал переносицу. Пожал плечами.
— Ну, пока все это ваши домыслы. Плоды досужего, пытливого ума — и не более. Да-да, Савлински, не более! Все это все к делу не пришьешь — судья просто в лицо вам рассмеется. Кому нужна история, покрытая пылью аж трех столетий? — хохотнул судмедэксперт. — Прямо-таки, сюжет для синема. В обычной жизни — никуда не годится. Нет, конечно, если бы вы нашли эту дрянь и предъявили суду…
— А вы в этом сомневаетесь? — не выдержал Фома. — Сомневаетесь?!
Новак прищурился.
— А я могу не сомневаться?
— И вы мне не верите. Беда просто.
— Я вам верю, господин комиссар. А вот судья и присяжные — те точно не поверят. Эта баба, как паучиха, опутала половину состоятельных горожан, ей хоть бы хны! Защитники и покровители всегда найдутся. Еще и посмеются — солидный человек, известный комиссар полиции хочет пристегнуть к уголовному делу не факты и вещдоки, а романтические бредни седой старины. Скажут еще: давите на подозреваемую, «топите» ее, шьете дело, манипулируя красивыми и жуткими сказками. Старую, уважаемую и любимую всеми даму. Тьфу, пошлость какая… Разумеется, вас никто и слушать не станет. Я-то за вас, а вот другие… большой вопрос. Ну, вы меня поняли?
— Понял, понял, — угрюмо произнес Фома. — Преотличнейше. Черт вас побери, Тед.
Судмедэксперт лишь покачал головой, глядя ему вслед. Вот же неймется человеку, не живется спокойно… Другой бы плюнул, дело закрыл — и другим занялся, но
Судмедэксперт довольно потер руки и, предвкушая грядущее развлечение, вернулся к оставленной работе.
[i] Откровение Иоанна Богослова 21:4
[ii] Переводится как «славословие Девы Марии из Евангелия от Луки».
Глава 14
Все часы в домике миссис Тирренс показывали разное время. Некоторые шли, бойко отстукивая часы и минуты, а некоторые — будто застыли навек. Анна вспомнила, как однажды прочла книгу, с кровожадной и запутанной историей. За давностью лет, она позабыла: кто и кого там убил или только собирался. А, может быть, убил кого-то одного, а в процессе — так увлекся, что решил «отправить к предкам на чай» еще кого-то. Одного или нескольких… чего мелочиться?
И в том доме, где жило это чудовище в человеческом обличье, часы тоже показывали разное время. Все, все до одного. Хозяин был слишком занят — сначала приготовлениями к убийству, потом — самим процессом, а еще позднее — попытками скрыть содеянное от нескромных чужих глаз. Что привело к появлению еще пары-тройки покойников. Словом, ему было просто-напросто некогда заниматься переводом каких-то там стрелок. Подумаешь, часы! Ха! Тут дела поважнее, куда необходимее. Кстати, разнобой во времени даже полезен: если не создаст алиби, то уж в заблуждение введет. Всенепременно.
Тут Анна вздрогнула и очнулась. Что за чушь, что за дрянь лезет ей в голову? И почему именно здесь, в этом уютном сказочном уголке? И почему — именно сейчас? Почему? почему?!
Миссис Тирренс заметила ее недоумение и усмехнулась.
— Вот эти, в золотых завитушках, с танцующими пастушками, остановились три года назад. Осенью, в ноябре. Когда умерла наша славная старая королева.
Миссис Тирренс достала из недр своей необъятной, трехслойной юбки батистовый платочек и вытерла сухие глаза.
— А вот эти, с фарфоровыми розочками — остановятся, когда помрет и упокоится моя внучка. Старшенькая, Мерседес. Те, что рядом… видите, там очень прелестный эмалевый пейзажик на циферблате?.. те встанут навечно, когда упокоится и младшенькая, Долорес. Моя любимица. Куколка моя, малютка ненаглядная, — умильно причмокнула губами старуха.
Холодный пот заструился по спине Анны. Глупые шутки у старушки, глупые и дикие. Нет-нет, она не станет принимать их всерьез! Ни за что не станет!
— Но ведь они живы? — стараясь унять дрожь в голосе, спросила девушка. — Живы и здоровы, правда?