Крепостной шпион
Шрифт:
Вдруг карлик чуть подвинул голову и, подняв руку, сделал какой-то знак.
— Мне кажется, он просит бумагу и перо, — сказал секретарь, указывай на карлика, изображающего писца.
— Это довольно комично, — усмехнулась княгиня, но сразу смягчила тон. — Нет, честное слово, очень мило, но ты, однако, прав он просит перо.
Тут же княгиня велела принести письменные принадлежности. Она сама выставила чернильницу на маленький стол, положила рядом, заранее отточенные перья, и сказала, обращаясь исключительно к лилипуту.
— Извини, но по твоему размеру
И в эту минуту неприятное предчувствие овладело Сергеем Филипповичем. Он смотрел на маленького человека, взявшего лист и обмакнувшего перо в чернила, и чувствовал, как всё холодеет внутри. Секретарь был как в тумане и не сопротивлялся своим предчувствиям. Он отчётливо понял, что сейчас прямо на его глазах произойдёт непоправимое.
— Ну и что же ты тут написал нам? — княгиня взяла листок, поднесла к глазам. Не задумываясь, она прочла вслух: «Во-первых, мне здесь не нравится. Я требую заменить всю эту мебель на простую, хотя и такого же размера. Во-вторых, не нужно принимать меня за убогого. Поверьте, я не могу говорить, но я умнее вас и, в-третьих, коли вы, княгиня, не станете выполнять абсолютно любые мои требования, то я найду способ и выдам все ваши тайны обществу, я во многие ваши тайны посвящён».
Опешив, княгиня Наталья Андреевна Ольховская опустила листок и посмотрела на лилипута глаза-в-глаза.
— Ну и какие же требования твои я должна выполнять? — спросила она, немного изменившимся голосом.
Карлик взял другой лист и написал крупно: «Пусть Сергей Филиппович уйдёт из комнаты, тогда я изложу все свои требования. Тогда я расскажу вам о вас, княгиня, всё, чего вы так боитесь. Всё, что даёт мне право сделаться вашим полновластным господином». В глазах карлика не было ничего, пустота и мрак.
— Ладно, — через силу выдавила из себя Ольховская. — Ладно, я сделаю как ты просишь. — Секретарь увидел, как неприятная бледность покрыла лицо Натальи Андреевны, когда она повернулась к нему. — Прошу тебя, Серёжа, выйди. Тут ничего особенного, я просто хочу, чтобы он написал мне ещё. Видишь ли, он просит, чтобы ты вышел.
На плохо слушающихся ногах Сергей Филиппович покинул кукольную комнату, поднялся по лестнице в гостиную и присел там в ожидании.
А Наталья Андреевна встала у стены, глядя на карлика.
— Ну что ж ты? — сказала она. — Пиши, что хотел, он ушёл. Пиши.
Но уродец не сразу взялся за перо. Он улыбался. Его широко разрезанный алый рот, казалось, что было совершенно невозможно, растянуться ещё сильнее, а глаза просто извергали потоки безмолвного сатанинского смеха.
Вот уже несколько недель император не появлялся в доме на Конюшенной. Император Павел I условно являлся членом Верхнего списка «Пятиугольника». При необходимости он оказывал поддержку тайному обществу, выступающему на стороне монаршей воли, но иногда и сам требовал некоторых скрытных услуг.
Только в доме Бурсы были дозволены новейшие крамольные наряды, запрещённые личными указами императора. Только в библиотеке Константина Эммануиловича открыто стояли запрещённые к ввозу в страну и распространению книги. Только здесь в гостиной звучали невозможные крамольные речи.
Петербургский свет, вполне справедливо определив всё происходящее на Конюшенной, как провокацию, всё же не отвернулся от роскошного 4-этажного особняка. Причиной этому послужила безнаказанность. За всё время ни один из посетителей гостиной не был арестован по подозрению в крамоле, никого не вызывали для проверки в Тайную экспедицию.
Павел, очищая государство своё от скверны, будучи человеком разумным, будто комнатный цветок выращивал для себя общество «Пятиугольник», как заморское опасное ядовитое растение, которое жаль уничтожить, во-первых, и хочется насладиться его красотой, во-вторых. Он считал, что держит цветок крамолы в миниатюре, соблюдая все правила безопасности и чутко наблюдал за тем, чтобы цветок этот не расцвёл.
Желаю знать правду о себе, желая слышать её прямо из уст народа, император опробовал множество различных способов. Он даже повесил у Зимнего Дворца специальный ящик для доносов. Ключ от ящика был только у Павла и доносы, как и просьбы, брошенные в ящик, попадали прямо к нему в руки. Но ничего не вышло.
В ящик посыпались мерзкие анонимные карикатуры и пасквили. Теперь, сомневающийся во всём император, только в кабинете Бурсы мог узнать истинные настроения своих подданных. Потому-то столь часто он приезжал на Конюшенную, потому-то и разговоры происходили при закрытых дверях.
Но в последнее время, увлечённый очередным проектом, император будто бы позабыл о существовании «Пятиугольника», и третью неделю не показывался в доме Бурсы.
Не имея терпения, Константин Эммануилович по официальным каналам сам испросил аудиенции и, когда она была назначена, в указанный час явился в Зимний дворец.
— Слышал, слышал про Вашу беду. Слышал. Потому и не появлялся к тебе. Не хотел раздора, — сказал Павел, когда Бурса, соблюдая правила этикета, поклонился от самого порога. — Ну что ж тут поделать, коли молодая девушка с любимым человеком бежала. Не злодей же какой, вроде вашего братца. Венчаются, поживут в деревне у графа и воротятся просить родительского прощения.
Павел стоял возле карты Государства Российского, вытканной на огромном ковре и неподвижными глазами упирался в какую-то непонятную для Бурсы точку.
— Простите, Ваше Величество, — прерывая молчание, сказал Константин Эммануилович, уже чувствуя, что зря затеял весь свой визит, но желая довести план свой до конца. — но у меня есть основания думать, что он именно злодей, именно такой же, как мой проклятый братец. И, кроме того, он слуга моего брата Ивана. Я подозреваю, что племянницу мою Анну Владиславовну обманом завлекли в поместье негодяя, и пришёл просить помощи у Вашего Величества.
— А где это поместье? — вдруг закричал Павел. — Посмотри, Бурса, посмотри! — Тонким пальчиком он ткнул в карту. — Вот здесь это.