Крещатик № 94 (2021)
Шрифт:
– Марк, ты за всех-то не расписывайся, – сказала Аня.
– Ну хорошо. Вот ты в машине едешь. Или идёшь куда-нибудь, о чём думаешь? – спросил Аню Ленц.
– Не переживай, – ответила Аня, – исключительно о тебе. Кстати, а где ты пропадал? С зимы тебя не видела. Или с весны, не помню.
– Он под Донецк консервы возил и проповеди пастырей, – ответил за Ленца Лутковский. – Я же рассказывал тебе.
– Если бы ты говорил мне, я бы запомнила, – веско ответила Аня. – А почему пастыри сами туда не ездят? – спросила она.
– Ездят, – нехотя ответил
– Слушайте, давайте я с вами выпью. За возвращение.
– Я не воевал, Аня, – рассмеялся Ленц.
– А что ты там делал?
– Пердел да бегал.
– Слушай, не пошли, – обиделась Аня, слегка покраснев. – Что это за юморок у тебя туповатый появился?
– Ладно, Аня, не обижайся на это. Просто сорвалось…
В магазин зашёл пожилой человек и, не обратив внимания на Ленца и Лутковского, попросил у Ани налить полуторалитровую бутыль портвейна. Пока Аня отпускала вино, покупатель напряжённым, доверительным шёпотом сообщил ей о скандальной смерти Олега Глоты, не называя, впрочем, ни имени, ни фамилии, которые, по всей вероятности, не знал. Со слов этого информатора выходило, что из-под Донецка приехал солдат и сразу повесился. Аня посерьёзнела и, отпустив клиента, мрачно спросила:
– Вы с похорон, что ли?
– С чего ты взяла? – мрачно буркнул Ленц.
– Не знаю. Странные вы какие-то сегодня. И цветы эти, – Аня подозрительно покосилась на букетик в пивной кружке.
Лутковский хотел что-то сказать, но Ленц перебил его:
– Вовкин сосед от передоза помер. Представляешь, с войны вернулся, а тут накрыло парня. Но на похоронах мы не были, – торопливо добавил Марк.
– Какой сосед? – обратилась к Лутковскому Аня.
– Олег Глота. Может быть, знаешь, – ответил Владимир.
Аня задумалась. На лбу у девушки собрались морщинки, глаза затянула тревога. Она покачала головой.
– Не помню, – сказала она. – А как он выглядит?
– Да как выглядит, – пожал плечами Лутковский. – Обыкновенно. Рост средний. Волосы тёмные… Что ещё? – Владимир смущённо задумался. – Одежда как одежда. Такая как у всех одежда. Шарфик «Динамо» только…
– С шарфиком помню, – всплеснула руками Аня. – Надо же.
– Может, не того помнишь? – недоверчиво усмехнулся Лутковский.
– Того, – уверенно вмешался Ленц. – Футболка, штаны, шарфик, семечки, сорт пива, бабы, разговоры. Всё у них одинаковое.
– У кого это у них? – недовольно спросила Аня.
– У фанатов.
– Ну, знаешь, мой папа тоже болельщик.
– Я не о болельщиках говорю, Анюта, а о фанах, ультрас, – перебил Аню Ленц. – И неважно, чего они фанаты – мотоциклов, рок-группы или футбольной команды – это люди в ареале своих кумиров, и выйти из этого ареала очень сложно.
– Расскажи, что у вас просто, – усмехнулась Аня. – Тоже за километр видно, что художник или писатель. И одеваетесь одинаково, и говорите тоже. Так что не надо на других херню всякую говорить. Просто не сотвори себе кумира.
– Не сотвори из себя кумира, – громко и торжественно
Зазвенел колокольчик, дверь открылась, и в магазин протиснулся очень толстый человек.
– Здрасте, – фамильярно сказал он и близоруко прищурился, разглядывая Ленца и Лутковского.
11
Это был человек небольшого роста при выдающихся телесных габаритах, с копеечным немигающим взглядом, крупной залысиной и беспокойным поведением. Даже стоя на месте и вглядываясь в наших персонажей, он заметно волновался, по крайней мере, визуально создавалось именно такое впечатление. На нём была футболка с Тарасом Шевченко в камуфляже и разгрузке. Кроме того, Кобзарь держал в руках винтовку М-16. Мужчина вытер о футболку руку, улыбнулся и протянул ладонь в сторону Ленца и Лутковского.
– Привет, – обрадовано сказал он. – Не ожидал вас здесь увидеть.
– Привет, Аркаша, – удивился Ленц. – И я тебя не ждал здесь. Каким ветром?
– По работе, – кратко, но не без гордости ответил толстый мужчина. – Я теперь на телевидении, – добавил он с напускным равнодушием.
– Кириченко, не мути, – недружелюбно сказал Лутковский. – На каком телевидении? Кто из идиотов тебя туда забрал и что ты здесь ищешь?
– А что ты стартуешь сразу? – обиделся на Лутковского Аркадий. – Ну, Паша Онисько устроил на «плюсы». Он сейчас…
– Знаю, где он сейчас, – прервал рассказ Аркадия Лутковский. – А здесь чего? Нас искал для интервью?
– Нужны вы кому-то, – высокомерно хмыкнул Кириченко. – Тут герой войны с собой покончил. Застрелился.
– А то, что он застрелился, это точно? – перебив Кириченко вмешался Ленц.
– Точно. Похороны были вот только. Мы опоздали. Но парень герой.
– Этот парень мой сосед, – после короткой паузы сказал Лутковский. – Он накачал себя наркотой до смерти, предварительно обложившись иконами.
Кириченко выпучил глаза и громко, по слогам произнёс: – Ни-ху-я-се-бе! – с каждым слогом глаза его расширялись всё больше и больше. В этой карей пустоте замерцали радостным предчувствием какие-то безумные искры. Даже сам матерный выкрик выражал удовлетворение и радость, как при находке чего-то ценного. Глядя на журналиста, Ленц скептически усмехнулся и сказал:
– Знаешь, Аркаша, когда-нибудь в Киеве памятник поставят жертвам журналистики. И даже не памятник, а мемориал.
– Памятник, – растерянно пробормотал Кириченко. – Так стоит же. На Отрадном, в парке.
– Ты видел это чудо? – Ленц обратился к Лутковскому.
– Рука с эскимо. Да, видел, – равнодушно ответил Владимир.
– С микрофоном, – поправил Кириченко.
– Тогда уже скорее с гранатой, – усмехнулся Ленц. – Но я, Аркаша, о другом памятнике говорил. С диаметрально противоположным смыслом. Ты всё прослушал, Аркаша. А ещё интервью у Володи хочешь взять.
– Да, – Кириченко хищно, в упор посмотрел на Лутковского, – Ты наговоришь нам на камеру, а мы поставим в титрах, что ты писатель.