Крещенные кровью
Шрифт:
– Купец, – коротко ответил Васька.
Послышался скрежет засова, дверь приоткрылась, и высунулась рука с наганом.
– Рожу покажи, не то пулю схлопочешь…
Васька усмехнулся и осветил свое лицо зажженной спичкой.
– Годится, заползай…
На заставленном бутылками столе едва коптила керосиновая лампа. Всюду разбросаны какие-то вещи. Васька присел на край скамейки и, брезгливо поджав губы, огляделся. С топчана в углу поднялся полупьяный бандит. Увидев Носова, он матерно выругался. Васька подумал: «Ишь ты, ведут себя как хозяева – будто не они, а я к ним в гости пожаловал…»
– Чего, не спится? – спросил впустивший его. – А может, того, усугубим малеха? – Он коснулся бутылки с самогоном. – Причастимся, покудова суть да дело?
Внимательно приглядевшись, Носов узнал своего участливого собеседника. Это был не кто иной, как сам Тимофей Мещеряков. В 31-ом году Мещерякову крупно не повезло: он вскрыл со своей братвой товарный вагон, из которого похитил четыре ящика курительного табака, а когда спрыгивал с идущего поезда, попал под колеса и потерял правую ступню, навсегда оставшись меченым. В ближайшее окружение его входили колоритные личности: Федька Голубев по кличке Шалавый, Васька Хабаров – Баламут, Васька Борисов – Комсомолец, Сига, Серуха и Татарин. Весь сей дружный «коллектив» сейчас и отсиживался в усадьбе, охраняя бандитское добро…
– Так че, пить будешь? – напомнил о себе Мещеряков. – Самогоночка – моя слабость. А ежели еще закусон конкретный… Особенно когда дельце стоящее провернешь…
«Чего это ты разоткровенничался? – думал Васька. – Видать, градус тебе язычок-то развязывает?» Ему захотелось рыкнуть на бандита, чтобы тот заткнулся и знал свое место, но он промолчал.
– Мы вот с Пронькой и Хохлом порешили – все, амба! – продолжал разглагольствовать Мещеряков, опорожнив полстакана мутной жидкости. – Все, кранты, подачки фортуны уже перебрали! Завтра поделим барахлишко – и вперед. Подальше от Оренбурга! В Уфе несколько домишек прикупим и надолго на дно в них заляжем! Уфа город большой, людишки там богатые…
– А я думал, что вы совсем разбегаться собираетесь? – удивился Носов. – А если на ваш след гэпэушники нападут? То ли дело по одному вылавливать, то ли разом всех накрыть?
– Нет, не словить им нас, – развязно расхохотался Мещеряков. – Мы у них, почитай, не один годочек под носом орудуем! Не могут работать гэпэушники гребаные. Им бы у царских сыскарей поучиться, как правильно сыск вести, а они их всех, ха-ха-ха… как вражеский класс извели!
Вдруг с улицы послышались выстрелы и лай собак.
– Чего это? – перестав расхаживать, замер Мещеряков.
– Кабы знать. Буди своих! – крикнул Васька, направляясь к двери. – Не ясно, что за шухер, но помощь твоих душегубов очень может понадобиться…
16
Подъезжая к зданию ОГПУ, Степан Калачев придержал коня. Возбужденные люди сновали туда-сюда. Они собирались в кучки, что-то взволнованно обсуждали.
Не успел Степан поинтересоваться, что случилось, как из дверей Управления выбежал посыльный. С ним чуть не столкнулся солдат, несший в руках десяток винтовок. В другое время эта ситуация вызвала бы смех и шутки, но сейчас всем, видимо, было не до смеха.
У здания остановился отряд солдат. Рядом тут же образовалась толпа.
– Коростин идет! Коростин… – послышались возгласы.
Начальник ОГПУ Оренбургской губернии выслушал доклад командира и, хмуря брови, объявил:
– На сборы еще пятнадцать минут, и немедленно выступаем! Всем, кто еще не получил оружие, немедленно на склад…
В ту самую минуту, когда Степан разглядывал человеческий муравейник, из подъезда неожиданно вышел начальник следственного отдела Горовой. Его тотчас обступили и завалили всевозможными вопросами. Он что-то громко объяснял, требовал, но его слова тонули в шуме голосов. Горовой, увидев Калачева, махнул ему рукой и указал на входную дверь.
Когда Калачев вошел в кабинет, Дмитрий Андреевич стоял у окна, профиль его четко вырисовывался на фоне светлого окна, но лица не было видно.
– Садись… Говори быстро и по существу, – начальник посмотрел на циферблат карманных часов.
– Обожди, Андреевич, дай с мыслями собраться, – выпалил Степан. – Всю ночь в седле… Извини, устал как собака.
В висках у него вдруг заломило. Он принялся их растирать кончиками пальцев.
– Где Бурматов и Теплов? – спросил Горовой, усаживаясь за стол.
Прежде чем ответить, Калачев залпом выпил стакан воды.
– Оба опера в руках у бандитов.
– Как это случилось? – Дмитрий Андреевич строго взглянул на Степана.
– Случилось вот… Окружили, обезоружили и в усадьбу увели.
– А ты почему не с ними? Почему они у бандитов, а ты нет?
– Я?
Не ожидавший такого вопроса Калачев растерялся. Он снова принялся растирать пальцами виски. Обруч, стягивающий лоб, немного расслабился.
– Я действовал так, как позволяла обстановка.
Степан подробно рассказал, что произошло у забора усадьбы, не упустил ничего. Но, судя по изменившемуся лицу Дмитрия Андреевича, понял, что его рассказ произвел на начальника обратное впечатление.
– Что ж это получается, Калачев: когда бандиты напали на твоих товарищей, ты у забора отсиживался? – спросил он, тяжело дыша и сжимая кулаки.
– А что я мог сделать? – промямлил, опуская голову, Степан.
– С наганом в руках ты не знал, что делать? – закричал Горовой и подался вперед.
– Я мог в темноте попасть в Бурматова или Теплова, – выдавил из себя оправдание Степан и почувствовал, что оно прозвучало совсем неубедительно.
Прежде чем продолжить разнос, Дмитрий Андреевич с минуту смотрел не мигая в бегающие глаза подчиненного:
– Вот гляжу я на тебя, Калачев, и не пойму. То ли тупица ты непроходимый, то ли скрытый и коварный враг, затесавшийся в ряды ОГПУ?
– Я?! – Степан побледнел, задрожал и вскочил со стула.
– А ну сядь, мразь! – заревел Горовой, сделавшись непохожим на самого себя.