Крест и посох
Шрифт:
Она медленно перекрестилась и склонилась в земном поклоне.
— Коли изничтожили вы его — вечная благодарность, ну а коли отогнали просто — и на том низкий поклон. А уж кто в том более потрудился, кто менее, не мне, глупой девке, судить.
И тут за окном ослепительным зигзагом прочертила огненный след молния. Следом вторая и почти сразу третья, после чего совсем рядом раздался басовитый раскат грома.
Она спохватилась и бросилась к окну. Распахнув створку, Доброгнева чуть ли не до пояса высунулась наружу и громко выкрикнула:
— И тебе поклон, батюшка Перун! Жаль
Некоторое время она еще смотрела наверх, словно ожидала, что грозный громовержец явит ей свой суровый лик среди мрачных туч, клубившихся над Ожском, но, так и не дождавшись, с легким разочарованием вынырнула из окна и огляделась по сторонам.
К тому времени удушающий запах почти исчез, а вскоре, зажженные ее заботливой рукой, вновь запылали свечи и затеплилась лампадка у Деисуса [7] , непрерывно чадя и потрескивая.
7
Деисус — икона или группа икон, имеющая в центре изображение Христа Вседержителя, а справа и слева от него соответственно богородицы и Иоанна Крестителя, представленных в традиционном жесте молитвенного заступничества.
Теперь князь.
Доброгнева вернулась к лежащему и принялась хлопотать. И все это время, пока она снимала старую повязку, обмывала рану, заново бинтовала ногу, травница не переставала с уважением поглядывать на Константина.
Ай да названый братец ей попался! Таким перед прочими и погордиться незазорно.
Ведь получалось, что коли этому страшному существу понадобился человек, лежащий сейчас без сил на своей постели, то ясно как день, что ему уготована славная судьба и свершение великих деяний.
И сразу вздрогнула от мысли, невольно пришедшей в голову: «Вот только успеет ли он их свершить?»
— Ты снова спасла меня, сестрица Милосерда, — слабо улыбнулся пересохшими губами князь.
Доброгнева лишь кивнула, не желая добавлять: «А надолго ли?», принесла укрепляющего средства, помогла князю приподнять голову, чтобы легче было напиться, и наконец выдавила из себя одно-единственное слово:
— Спи.
— А он… — настороженно начал Константин.
— Нет, — ответила девушка, догадавшись, о чем тот хочет спросить, и вкладывая всю силу убеждения в это короткое слово, и на всякий случай, для вящего его успокоения, добавила: — Спи, а я у тебя в сторожах побуду.
— Он точно не…
— Точно, — кивнула она. — Дважды за одну ночь он никогда не приходит, к тому ж теперь ему не до тебя — самому бы улизнуть. Эвон какую охоту на него самого батюшка Перун учинил. — И кивнула за окно, где продолжала бушевать гроза.
Она не лгала, дав столь уверенный ответ. Во всяком случае, именно так рассказывала ей бабушка.
Правда, помимо этого она еще добавляла, что все равно его приход обязателен, как восход солнца. Если уж он пришел раз, то будет появляться вновь и вновь, и старухе не доводилось
С другой стороны, бабушка никогда не рассказывала Доброгневе и того, чтобы за одним человеком Хлад приходил трижды, хотя, скорее всего, просто потому, что редкий выживший после его первого визита непременно исчезал после второго.
Ожский князь уцелел и во второй раз. Что будет дальше — Доброгнева не знала, но сердцем чувствовала, что Хлад непременно придет и в третий, и уж тогда никакой оберег не выручит. Получалось, что сегодняшней ночью Константин получил лишь отсрочку.
Надолго? Кто знает. Может быть, они?
Доброгнева повернула лицо к образам в углу, еле видным в тусклом свете лампады.
Лики, изображенные на них, колыхались в такт дрожащему язычку пламени и не сулили ничего утешительного, во всяком случае, ни ей, ни князю.
Впрочем, и мрачных прогнозов она тоже не уловила. Богородица, Христос и Иоанн Креститель были по-детски безмятежны и простодушны.
И тут девушка поняла, что она сделает завтра и куда пойдет. В этом заключалась ее единственная надежда на успех. Маленькая, просто крохотная, почти незримая, но она была.
Правда, Доброгнева знала и другое. Это будет очень страшно, ибо с нее непременно потребуют чудовищную плату, при этом, вполне вероятно, ничего не дав взамен, — такое тоже было возможно.
Все это она прекрасно понимала, но отойти в сторону, когда погибал не просто князь, которого она лечила, а ее названый брат, девушка просто не могла. И пусть ее сердце кричало от ужаса, а душа была объята страхом, но она не видела для себя иной дороги.
«Вот сейчас он успокоится, заснет, и тогда я пойду, — настраивалась она на неизбежное, но, когда тот и впрямь уснул, встать все еще не решалась. — Сон пока некрепок, — оправдывалась невесть перед кем девушка. — Стоит мне встать, как он сразу проснется. Нет уж, лучше я обожду до рассвета».
Так она и просидела в княжьей опочивальне остаток ночи, дожидаясь утра. И первое, что увидел Константин наяву после недолгого сна, — ее. Доброгнева отрешенно смотрела сквозь него куда-то вдаль и о чем-то напряженно размышляла.
Князь еле заметно пошевелил пальцами своей широкой пятерни. Движение было слабым, но Доброгнева сразу очнулась от раздумий, тут же вскочила с постели и бросилась к выходу.
Она не хотела встречаться с упрямо вопрошающим взглядом Константина, но не смогла пересилить себя и, уже открыв дверь, все-таки обернулась.
Надо было непременно сказать на прощание что-то ободряющее, но Доброгнева не знала, что именно. Однако и промолчать было невозможно, ибо это означало безысходность, а названый братец так нуждался в поддержке и ободрении, чтобы надежда на спасение не увяла в нем окончательно.
— Сам чуток виноват, — сорвалось с ее языка. Она было осеклась, но, решившись, продолжила: — Почто за раной не следил — эвон сколь руды натекло. Ежели бы не я, тут тебе и без него бы к утру карачун пришел. Вот уж не помыслила бы нисколь, что ты токмо для того и отказался от моих настоев, чтоб меды хмельные пивать невозбранно…