Крест Марии

Фонд А.

Честно говоря, я теперь не испытывала совершенно никакого азарта от стыковок. Даже более того, мне больше ни с кем не хотелось общаться. Эти люди, они были гнилыми внутри. И они вполне заслужили свою участь – жить сорок лет в кресте, бегая, как белка в колесе, между дёрганьем рычагов. Скотское существование.

А я? Получается, что и я такая же гнилая внутри и тоже заслужила всё это?

Может быть.

Но зато я не обворовываю последние сухари у наивных новичков и не убиваю их ядом.

Не убиваю? Кроме Щукаря и Фавна, пожалуй. Их я приговорила.

Осталось

только найти способ.

Я метнула нож в листочек – он опять упал, ударившись о стену, но теперь он уже ударился почти рядом с нарисованной мною мишенью.

Ничего, ничего, вода камень точит.

Я миллион раз, миллиард брошу этот нож, но рано или поздно я таки попаду в центр. Я представила, что это глаз Щукаря и запулила в листок – и попала в самый центр!

Бинго!

Стыковка произошла внезапно, когда я спала. Я подскочила, торопливо натянула на себя одежду (я благополучно всё отстирала, зашила, так что вид у меня был вполне приличный) и, схватив носки, пошла к окну.

Да, я теперь не неслась с нетерпением, сейчас я шла с опаской, гадая, кто это там может быть.

Мне повезло. С той стороны оказалась толстая луковианка. Она активно жестикулировала. Что она от меня хотела – я там и не поняла. Показала ей носки – она не захотела. И от небольшой полоски кружева, которое я умудрилась связать почти что на пальцах – тоже отказалась. Так ни к чему и не договорившись, мы расстались.

Ну ничего страшного. Нейтральная стыковка. Зато живого человека хоть увидела. Точнее луковианку. Я до сих пор так и не решила для себя – луковианцы это люди или нет?

Прошло ещё несколько дней. Я начала поправляться, хлопотала по своим домашним делам, пыталась читать криптографию, много тренировалась. У меня уже почти прошли головокружение и тошнота. Головные боли и боли в мочевом остались, как и кашель. Кашель стал докучать особенно сильно.

Я таки тогда здорово простудилась, пролежав столько времени на холодном каменном полу.

Теперь из каждой кормёжки я откладывала немного еды и сушила. В основном это были лепёшки, какие-то оладьи или что-то наподобие лаваша. Я мелко их резала и сушила на куске чистой ткани. Сушилку я сделала очень остроумно – в стенах кое-где были набиты типа гвозди или штыри, но немного закрученные неровными петельками. Я протянула над головой две веревки, на которых закрепила кусок ткани. И вот на этой ткани я и сушила сухари. Печки-то не было, приходилось сушить на тёплом воздухе. Пока получилось мало. Ну так, чтобы сесть и за раз хорошо покушать. Ну или два раза, но понемногу.

Но я не расстраивалась – времени у меня полно, так что насушу ещё. Тем более, я уже научена горьким опытом, поэтому каждый раз к окну стыковки я подходила с большой осторожностью и с одеялом.

Следующая стыковка произошла утром, я только-только успела дёрнуть за рычаг, умыться и привести себя в порядок. Наскоро одевшись, подошла к «окну». В этот раз оказался какой-то печальный старичок с нечёсаной бородой. Представился Акимычем.

–

Мария, что вяжет носки – ты? – строго спросил он.

– Я, – ответила я, не зная, радоваться или огорчаться от такой популярности.

– Носки есть? – опять также кратко спросил он.

– Есть одна пара, – ответила я.

– Меняю на часы, – сообщил он и продемонстрировал самые обычные женские часики с кожаным ремешком.

– Не интересует, – покачала головой я (у меня здесь выработался биологический будильник, который был «завязан» на дёрганье рычага, и ещё непонятно, как он себя поведёт, когда у меня появятся часы).

– Ниток нет, – мрачно заявил он. – Книги интересуют?

– Что за книги? – быстро спросила я. После того, как отдала художественные книги Щукарю, у меня кроме радиофизики, криптографии и библии больше ничего и не было.

– Две, – кратко ответил он и пояснил, – художественная. Рассказы. Вторая по зоологии.

– Согласна! – торопливо сказала я, – суньте в щель.

Акимыч неторопливо и обстоятельно принёс книги и просунул их в лоток. Я забрала книги и положила туда взамен носки.

– Моя Лукерьюшка такие же вязала, – он любовно провёл рукой по вязанному полотну и его сердитые морщины на лице разгладились.

Я улыбнулась в ответ. Приятно, когда так хвалят. Тем более, когда сравнивают с самым дорогим.

– Ты пояс от радикулита связать можешь? – внезапно взглянул он на меня из-под кустистых бровей.

– Н-не знаю, – опешила я.

– А вот Лукерьюшка могла! – обличительно-торжественно сообщил мне дед, – там ничего сложного. Как шарф, только на спине толще. А на животе чтобы просто завязывалось. Поняла?

– Поняла, – кивнула я, – но от радикулита нужны специальные нитки, с собачьей шерстью, или с верблюжьей. У меня просто нитки, они не сильно тёплые.

– Погоди! – велел мне Акимыч и опять исчез.

Я осталась стоять у окна, рассматривая небольшой кусочек чужого жилья.

Наконец, дед вернулся и сунул в щель какой-то тючок:

– Овечья шерсть, – доверительно сообщил он. – Свяжи, наша следующая стыковка будет где-то через две недели. Ты как раз успеешь.

– Хорошо, – сказала я.

– Остатки шерсти заберешь в уплату, – сварливо сказал дед и прибавил. – Аванс. Полный расчет будет после того, как свяжешь. Поняла?

– Поняла, – сказала я.

На этом свидание наше закончилось.

Я обратила внимание, что время свиданий разное. Когда я дёргала и третий рычаг – то продолжительность стыковок была гораздо больше, да и кормили лучше. Ну и плюс поощрительные подарки давали. Выходит, всё это зависит от трудолюбия и дисциплины узников – будешь дёргать исправно, не пропуская – будешь жить в тепле, вкусно питаться и иметь небольшие бонусы в виде куска мыла или полбутылки вина.

Кстати, только сейчас я начала обдумывать слова Анатолия, которые он сказал мне перед тем, как уйти с Верой Брониславовной наверх. По поводу пробок, в которых какие-то послания и которые нельзя читать. И мне, конечно же, захотелось получить послание и почитать его.