Крестная дочь
Шрифт:
Временами ему казалось, что время остановилось, человеческая цивилизация бесследно сгинула в море песков, да и сам Родя уже умер. Только стрелки наручных часов почему-то двигались. Они напоминали о том, что жизнь, как ни странно, продолжается. И ее космическую пустоту надо чем-то заполнять.
После полудня по спутниковому телефону позвонил босс. Сказал, что механика везут, ждать осталось максимум сутки. Родя вздохнул с облегчением, проверил запасы воды, убедившись, что питья хватит только дня на два, ровно до приезда механика. И все из-за этого Шары, он пьет слишком много, как корова, точнее, как две коровы. Родя сел
– Ты в видеокамерах разбираешься? – спросил Родя и, вытащив из пачки сигарету, протянул ее Шаре. – Ну, ты ведь раньше работал кем-то… Ну, бытовую технику вроде как чинил?
– Чинил, – Шара сладко затянулся. – Давай посмотрю. Как говориться, чем смогу.
Добрые сорок минут Шара, без остановки угощаясь проигранным куревом, сосредоточено ковырялся с камерой, вставлял и вытаскивал кассету. Тяжело вздыхал, листал инструкцию, морщил лоб и чесал затылок, изображая напряженную работу мысли. Наконец попросил последнюю сигарету и сказал:
– Вообще-то я больше по бытовым приборам. Нагреватели или кипятильники – с закрытыми глазами починю. Это по моей части. А тут… Сам черт не разберется. По-моему, она заржавела.
– Это как же: заржавела? – удивился Родя.
– Обычно – заржавела. Надо ее разобрать и счистить всю накипь и ржавчину. Наждаком счистить.
Родя вырвал камеру из лап Шары и спрятал ее в чехол.
– Эта видеокамера – новейшая японская разработка, – сказал он. – Последнее слово техники. Продукт высоких технологий, а не кипятильник. Ты лучше разбери свою репу. И к едрене матери наждаком счисти ржавчину с мозгов. И накипь тоже счисти. Сразу полегчает. Заржавела… Грабли у тебя не из того места растут.
Родя поднялся, шагнул к палатке и остановился как вкопанный. У костра он сидел лицом к ветру, поэтому не слышал, как сзади подъезжает «уазик» без одной фары, с побитым передком и мятым капотом. Через треснувшее стекло хорошо видна физиономия водителя и куртка, серо-желтая от въевшейся пыли. На заднем сидении, кажется, кто-то есть. Ничего хорошего Родя не ждал, все незапланированные встречи в степи – это всегда опасность. Эти мысли ураганом пронеслись в голове. Он запоздало пожалел, что позволил незнакомцам подъехать так близко, оказался не готов к встрече. И теперь не может вспомнить, где оставил автомат. Все эта проклятая камера и Шара, страдающий врожденным идиотизмом.
Родя наткнулся взглядом на снайперскую винтовку, лежавшую на куске брезента и прикрытую полотенцем. Сделав пару шагов вперед, бросил камеру и подхватил оружие. Но события развивались быстрее, чем действовал Родимин. Не доехав пятидесяти метров до лагеря, «уазик» тормознул. С заднего сидения вывалился какой-то тип в полосатом узбекском халате, вскинул карабин, плотно прижал тыльник приклада к плечу.
Завидев чужую машину, Шара успел найти автомат, передернул затвор. Он продолжал стоять в полный рост, словно не понимал, что превратился в отличную мишень. Шара хотел дать очередь от бедра, но выронил оружие. Человек в халате выстрелил первым. Сухой хлопок выстрела. Первая пуля попала в
Родимин слишком поздно понял, что не успеет прицелиться и выстрелить. Он хотел бросить винтовку, поднять руку кверху и сдаться на милость победителя. А там уж как фишка ляжет. Но ничего не успел сделать.
Пуля обожгла правое бедро десятью сантиметрами выше колена, нога подломилась. Родя, вскрикнув, повалился на бок, скользкими руками он зажимал рану, старясь остановить кровотечение. И ждал последнего выстрела, пули, которая его прикончит. Родя зажмурил глаза, чувствуя, как правая штанина пропитывается горячей кровью, застонал и лишился чувств. Теперь ему казалось, что кости сделались легкими, как пенопласт, все тело наполняется воздухом, оно раздувается, словно шарик, становится невесомым. И уже готово оторваться от земли, как только налетит первый порыв ветра.
Кто-то перевернул Родю на спину, стащил с него брюки, наложил повязку на бедро. Значит, жизнь еще не покинула бренное тело. Он пришел в себя, посмотрел в лицо человека, сидевшего на корточках. Русский мужик, куртка военного образца с накладными карманами, обветренное лицо, губы потрескались. Нет, этого типа Родя не встречал. Человек подложил под голову раненого сумку, прикурил сигарету. Усевшись на землю, продолжал внимательно разглядывать Родю. Второй мужик в полосатом халате залез под капот джипа.
– Можешь не беспокоиться, пуля не задела бедренную артерию, – сказал Зубов. – Кость зацепило, но артерия цела. Иначе ты бы давно истек кровью. Я наложил повязку. Рана чистая. И крови вытекло немного, всего стакан.
– Чего тебе надо?
Родя попытался пошевелить ногой, но не смог, заскрипел зубами от боли. Приподнял голову, посмотрел на ногу и отвернулся. Сейчас его тошнило от вида крови. Стакан вылился… Как же. Не меньше литра. И кровотечение до конца не остановлено. Рана кое-как перевязана сомнительной грязноватой тряпкой. Поверх нее на бедро наложен жгут из брючного ремня.
– Ты меня никогда не видел, – сказал Зубов. – А вот я знаю, кто ты такой. На кого работаешь. Много чего знаю про тебя. Я прилетел издалека, оказался здесь, чтобы встретиться с твоим хозяином. С Фарадом Батыровым. Но мы разминулись, потому что степь слишком большая. А вот с тобой встретились. Чисто случайно. И нам придется потолковать.
– Ты кто? – спросил Родя.
Зубов вытащил из кармана фотографию белобрысой коротко стриженной девчонки. Вздернутый нос, голубые глаза, совсем молоденькая.
– Узнаешь?
– Первый раз вижу. Брось… Не пудри мне мозги, скажи сразу, чего тебе надо. У меня есть деньги. Мы сможем договориться. Если ты умный человек, то получишь сверх того, что у меня есть хорошую премию. Я обеспеченный человек, любого спроси, – он покосился на мертвого Шару и подумал, что говорит глупости. – До денег я не жадный и слово умею держать.
– Узнаешь? – Зубов пропустил монолог мимо ушей и пнул Родю носком ботинка в раненую ногу. – Не болтай попусту, только отвечай на вопросы. Посмотри на фотографию. Только внимательно.