Крестная дочь
Шрифт:
– Я и земными интересуюсь, – Олейник заглянул в разрез женского халатика и неожиданно испытал желание. – Даже очень.
– Нет, я серьезно. Вот тут возле эркера на треноге стоит телескоп. И еще один есть на крыше. Такие игрушки больших денег стоят. Откуда это в тебе? В школе на уроках астрономии заразился?
Олейник не любил затрагивать в разговорах личные темы, но в обществе Марины нарушал все свои писанные и неписанные правила.
– Мой отец однажды привез мне книжку с картинками, называлась она «Космос: пространство загадок». Я перечитал ее раз десять. А потом он подарил мне телескоп. Любительский телескоп, которые в ту пору свободно продавались в магазинах. Кстати, вполне
– А ты попробуй.
– Словами – все равно не получится. Это надо почувствовать. Ты крошечная песчинка в бескрайних просторах космоса, ты меньше, чем молекула. Странное чувство. А вокруг только мрак и тайны, которые не могут разгадать лучшие умы человечества. И никогда не разгадают. Только прикоснутся к ним. И застынут в благоговении. Это ощущение, поэзия космоса, оно не притупляется, не проходит с годами. Очень странное чувство. Люди не устают глядеть на огонь или текущую воду. Но звезды притягивает во сто крат сильнее.
– Как здорово. Я подозревала знала, что ты настоящий романтик. А вся твоя крутизна – показная. Почему ты мне никогда не давал посмотреть в телескоп?
– Ты не выражала желания, – пожал плечами Олейник. – Вот вернусь обратно, как раз звездопад будет в самом разгаре. Тогда посмотришь на звезды вместе. Кстати, через телескоп можно делать фотографии. У меня наверху есть несколько альбомов с карточками. Сам снимал и обрабатывал на мощном компьютере. Тот большой телескоп, что стоит наверху, я выписал из Германии. Сделан по моему заказу. Особые линзы, плюс разные электронные навороты.
– Обалдеть можно, – вздохнула Марина.
– Я открою тебе все тайны, ну, когда вернусь, – пообещал Олейник и развел руки по сторонам, показывая руками на стеллажи, заставленные книгами. – Половина моей библиотеки – книги по астрономии. Я их со школы собираю. А самая дорогая та, что отец подарил.
– Твой отец наверняка был знаменитым ученым? – Марина завертелась на кресле. – Астроном или бери выше? Председатель академии самых умных наук?
Олейник повернул к Марине стоявшую на столе фотографию в рамочке. Из-под стекла на женщину глядел человек с вытянутым усталым лицом, узкой полоской усов и большим хрящеватым носом. Железнодорожная фуражка с темным околышком, китель, похожий на офицерский. На носу косо сидят очки в пластмассовой оправе. За их стеклами водянистые глаза кажутся неестественно большими.
– Он всю жизнь проработал на железной дороге, как сейчас бы сказали: руководитель среднего звена. Мотался по всему Советскому Союзу, в быту был неприхотливый, как верблюд. Человек не от мира сего. Его единственное увлечение – это звезды. Отношения с друзьями, с женщинами – это отдельная история. Полная маразма, бытовой неустроенности. Копеечный быт. Впрочем, кажется, друзей у него и не было. Так, только товарищи по работе. Зато было две семьи. Одна в Москве, а вторая в Ташкенте. Каким-то макаром он ухитрился жениться на узбечке. Завел сына Фарада, фамилия у него по матери Батыров. Если живешь в тех краях, русскую фамилию носить не рекомендуется. Брат младше меня на три года. Кстати, отец и ему сумел привить любовь к астрономии. Тоже купил телескоп и всякое такое, книжки, атласы звездного неба. Так отец и катался по стране. Вся жизнь прошла под стук колес. И умер в поезде, во время очередной командировки. На какой-то богом забытой станции.
Олейник подумал, что наболтал лишнего, много такого, о чем не позволял себе разговаривать никогда и ни с кем. Он раздавил в пепельнице
– А ты часто встречаешься с братом? – спросила Марина.
– Уж не помню, когда виделись. Ну, что между нами общего? Он какой-то темный провинциал. Никогда не ставил перед собой высоких целей и задач. И не умел их добиваться. Даже в больших городах бывает редко. Наверняка сейчас пасет в каком-нибудь колхозе баранов. Впрочем, я его судьбой никогда особо не интересовался. А он моей. Мы слишком разные люди.
Марина хотела что-то спросить, но Олейник захлопнул книгу, давая понять, что душевная беседа окончена. Поднялся из-за стола и сказал, что идет в ванную. И неплохо бы составить ему компанию, плескаться одному сейчас не хочется. Ведь они увидятся только через несколько дней, а это долго.
Таймураз ничего не понимал в системе глобального ориентирования, прибор GPS, похожий на трубку мобильника, что отдал ему Зубов, просто электронная игрушка. Тайм знал пески и степи, знал караванные тропы и еще он знал, что прямая дорога из пункта А в пункт Б не всегда самая короткая. Он ехал не быстро и не медленно, давал крюка, объезжая холмы, глубокие овраги и впадины. Двигатель гудел ровно, едва слышно. Так можно было путешествовать до бесконечности, потому что это сплошное удовольствие. В машине есть радио, проигрыватель и еще кондиционер. Только эти штуки не работали, или просто Тайм не понял, как ими пользоваться.
Он дважды останавливался, расправлял на коленях карту, смотрел на часы и на солнце, высчитывая, далеко ли он от цели. Когда Тайм остановился в третий раз и посмотрел на солнце, он понял, что прибыл на место. Впереди возвышался пологий склон холма, слева низина в зарослях колючих кустов и высохшей под солнцем осоки. Тайм погнал машину в низину, оставляя за собой глубокий заметный на травяном покрове след. Этот след не спрячешь в карман, его не заметет песком. Но делать нечего, другого места, чтобы оставить джип все равно не найти. Зато Зубову сверху будет хорошо видны ровные полосы на траве и машина, сюда он и посадит самолет.
Таймураз вытащил с заднего сидения рюкзак с какое-какой мелочью, поверх привязал скатанное шерстяное одеяло. Надел пояс с патронташем и чехлом для ножа, что снял с Суханова. Оставил тюбетейку в салоне джипа, слишком в ней жарко. Смочил водой тряпицу, завязав узелки на углах, прикрыл голову, чтобы солнце не припекало. Осталось сделать выбор, решить, что взять с собой: снайперскую винтовку или карабин. Тайм не умел пользоваться снайперским прицелом, но это не беда, можно использовать открытый прицел. Винтовка тяжелее карабина, но у нее длиннее ствол, следовательно, лучше бой. Взвесив все «за» и «против», Тайм выбрал карабин. Мешок с тротилом – это не муха, в него попадешь легко и прицельные устройства тут без надобности.
Он сложил карту, сунул ее в накладной карман рюкзака, повесил на плечо карабин и пошел вверх по склону. На полпули остановился, бросил взгляд за спину, чтобы еще раз полюбоваться своей машиной. Красотища. Жаль такую вещь продавать. Но и оставлять ее никак нельзя. Тачка слишком приметная, если на нее положит глаз какой начальник или мент со звездочками на погонах, – ни денег, ни машины Тайм не увидит. Он почти добрался до вершины холма, когда заметил крупного суслика. Тот стоял на задних лапах и наблюдал за человеком с интересом, без страха или враждебности. Тайм тоже остановился, глотнул воды из фляжки. А когда вытирал губы, зверек пропал из вида. Тайм глянул на часы, решив, что самолет уже совсем близко, на подлете, и ускорил шаг. Он мог бы идти быстрее, но ноги болтались в чужих ботинках, готовые выскочить из них. Пришлось остановиться, туже затянуть шнуровку.