Крестник Арамиса
Шрифт:
Барон смущенно опустил голову.
— Понял, мадам… Понял и повинуюсь.
Молодая женщина жестом отпустила его.
— А теперь, чтобы не быть неделикатным и назойливым…
— Да-да, ухожу…
И, рассыпаясь в поклонах, крестник Арамиса, пятясь, вышел.
«Черт возьми! — думал он, спускаясь по лестнице. — Тупица, толкнул меня на унижение!.. Но, конечно, я получил по заслугам. Эта кривляка имеет достаточно власти, чтобы выпроваживать докучливых гостей!.. А другая все стояла позади… Ох, как она обстреливала меня глазами через бойницы своей маски! Странно!.. Да, проклятье, странно… Кажется, я произвел впечатление там, наверху».
Любопытный синьор Кастанья уже стоял под лестницей.
— Ну как? — спросил он. — Уже назад?
Барон посмотрел на него недружелюбно.
— Господин болван, — приказал он, — подайте завтрак. И избавьте меня, убедительно прошу, от вопросов и комментариев. Я забыл трость.
В эту минуту в саду показался кавалер, одетый как капитан гвардейцев дофина, казалось, он искал кого-то взглядом.
Пренебрежительным жестом пьемонтец указал официанту на Элиона.
— Коломбен, обслужите этого господина.
И сразу же бросился к вновь прибывшему, подслащивая улыбку всевозможными любезностями. Они принялись тихо беседовать. Тем временем Коломбен, слуга с лицом безобидного олуха, подошел к крестнику Арамиса.
— Где ваша милость желает, чтобы я накрыл?
— Честное слово, все равно. Ну, здесь, например, в этой беседке.
И господин де Жюссак машинально указал на беседку, которая приходилась прямо напротив раскрытого окна той комнаты, откуда его только что выпроводили.
— Optime [14], — заявил Коломбен, любивший, обслуживая, злоупотреблять латынью, как профессор ботаники познаниями о бабочке махаоне.
— Нижайше прошу вашу светлость выслушать меня, я покажу дорогу, — говорил пьемонтец в этот момент новому посетителю.
Офицер, весьма красивый мужчина с изысканными манерами, довольный собой, на окружающих производил все же отталкивающее впечатление.
Мэтр Гульельмо вел его к пристройке, беспрерывно кланяясь так низко, будто хотел поцеловать землю.
— Вот тот, кого там ждут, — вздохнул Элион и сел за свой столик.
Через несколько минут из открытого окна послышались голоса. Барон отчетливо слышал каждое слово, как будто он сам находился в комнате с этими двумя женщинами: одной — трепещущей и взволнованной, и другой — холодной, спокойной, насмешливой.
— Вы, сударь?.. Вы?.. Что это значит?..
— Боже мой, мадам, все очень просто. Господин де Нанжи не придет…
— Откуда вы знаете?
— Я ознакомился с запиской, в которой ваша светлость назначает ему здесь утром свидание.
— Как записка попала к вам в руки? Почему господин де Нанжи не придет?
— Потому что он уже на пути в Нормандию: его величество вчера приказал ему немедленно отбыть туда.
— Его сослали!.. За что?..
— Ох, мадам, помните, как герцог де Лозюн вынужден был покинуть двор после той романтической истории с великой Мадемуазель?
— Так-так! — пробормотал Элион, разворачивая салфетку. — Похоже, что я сейчас узнаю все, о чем пойдет разговор наверху… Конечно, лучше бы не слушать… Очевидно, надо переменить место…
Он встал и огляделся в поисках другого столика. Но в этот момент Коломбен поставил перед ним яичницу с салом, и молодой человек не в силах был справиться со своим разыгравшимся аппетитом. Безвольно он рухнул в кресло и придвинул тарелку.
— Начнем с самого неотложного. А потом можно будет и пересесть… Впрочем, очень даже может быть, что шум моих челюстей помешает мне слушать.
В пристройке между тем страсти накалялись.
— Но эта записка, сударь, предназначалась господину де Нанжи…
— Эту записку, мадам, мне вручил лакей во время обыска, когда адресат уже покинул Версаль, и его величество поручил действовать мне.
— Обыск у графа!.. И мои письма!.. Письма, которые он должен был вернуть в это утро…
— Успокойтесь, ваша светлость: вот они, эти письма.
— Ах, сударь, дайте мне их скорее!
Дворянин заговорил резким и язвительным голосом:
— Минуточку, мадам, минуточку. Надо бы сначала договориться…
— Договориться?
— О некоторых условиях…
Внизу в беседке господин де Жюссак поглощал свиное филе, однако, несмотря на то, что всецело был погружен в это приятное занятие, не пропустил ни единого слова.
«Дьявольщина! — подумал барон. — Как некрасиво поступает этот господин! Но, впрочем, какое мне дело! Я предложил этой маленькой даме свои услуги, она их не приняла. Почему же теперь она соглашается?»
«Маленькая дама» между тем спрашивала отрывистым голосом:
— И какие же это условия?
— Ваша светлость! — ответил собеседник. — Позвольте вас поблагодарить за ваше расположение ко мне. Должен сказать: невозможно лишь восхищаться вами, обожать как идола…
— Довольно! — холодно перебила она. — Вы меня оскорбляете, говоря о восхищении, не нужно меня обожествлять. Мне оскорбительно ваше признание.
— Признание одного оскорбляет, но есть другие, — у них хватает наглости заставить себя слушать, — были ли они вам столь же неприятны?