Крестник Арамиса
Шрифт:
— Что вы хотите этим сказать?
— Хочу сказать, ваша светлость, что вы приняли знаки внимания сначала от Молеврие, потом от Нанжи, которого я ненавижу.
— Ну знаете! Подобное оскорбление…
— Разве это оскорбление, когда лишь повторяешь то, о чем давно говорит двор, о чем шепчется весь Версаль и знает король?
«Черт!» — подумал господин де Жюссак в своей беседке. Ему показалось, что там, наверху, заваривается такая каша, что лучше быть глухим, как лопнувший барабан… Он крикнул гарсону:
— Эй, Коломбен, фрукты и еще бутылку!
— Давайте покончим с этим, — раздался голос герцогини. — У вас есть намерение хранить эти письма?
— Мадам, все будет зависеть от вас.
— Так что же вы требуете взамен?
— Ничего, кроме права любить вас, и говорить об этом с надеждой, что позднее…
— Слишком дорогая цена, — решительно сказала молодая женщина. — Оставьте письма себе. Посмотрим, каким оружием они окажутся в ваших руках…
— О, они не останутся у меня долго, но когда перейдут в руки господина дофина…
— Моего мужа! И вы на это способны?!.
— Ради достижения цели я способен на все.
— Это бесчестно! Вы не сделаете этого!.. У вас хватит совести…
— Вы заблуждаетесь. Письма перейдут в руки господина дофина, и тогда уж извините, — заключил дворянин, разводя руками.
Принцесса пришла в ярость.
— Ах вот как! Я слишком хорошо о вас думала! Убирайтесь!.. Ничтожество!
«Честное слово, я такого же мнения», — подумал Элион, откупоривая новую бутылку.
В пристройке все смолкло. Собеседник принцессы вышел в сад и, обернувшись, посмотрел на большое раскрытое окно так, будто погрозил кулаком. Вдруг на глаза ему попался крестник Арамиса, который с преспокойным видом допивал стакан вина. Понимая, что молодой человек оказался невольным свидетелем разыгравшейся сцены, что через открытое окно ему было слышно каждое слово, взбешенный офицер подошел к барону.
— Вы находились здесь!.. Слушали! И все слышали!..
Элион встал и учтиво поклонился.
— Я действительно был здесь, сударь… Клянусь, не слушал… Но тем не менее все слышал…
— Вы знаете особу…
— Которая участвовала в столь оглушительной беседе? Право, нет… Не более, чем вас.
Тот многозначительно кивнул и приложил палец к губам.
— Тогда молчите о том, что слышали… И если когда-нибудь пророните слово…
— О-о! — покачал головой молодой барон. — Да вы, кажется, хотите меня запугать!..
— Я просто даю вам совет. Поступите разумно, если последуете ему.
— Большое спасибо за совет. Взамен предлагаю вам свой.
— И что же это за совет?
— Верните письма их законному владельцу.
— Издеваетесь?
— Нет, говорю то, что думаю.
— Тогда вы безумец, дружище!
— Сомневаюсь… Эти письма принадлежат не вам… Лучше верните их добровольно…
Дворянин передернул плечами. Господин де Жюссак настаивал:
— Верните их, черт возьми! Иначе…
— Иначе?..
— Я буду обязан вернуть их сам.
— Вы?
— Я.
Они пристально смотрели друг другу в глаза: барон — спокойный, в прекрасном расположении духа, с насмешливой улыбкой на лице, и его взбешенный противник — с дрожащими губами и глазами, налитыми кровью. Минуту они молчали. Потом незнакомец стукнул себя по карману.
— Письма здесь, — сказал он с глухим рычанием. И, отступив на шаг, обнажил шпагу. — Попробуйте их взять.
— Именно это я и собираюсь сделать, — спокойно ответил Элион.
Он неторопливо вынул шпагу. И, согнув клинок, оперся острием на сапог, чтобы лезвие не затупилось о землю.
— Надо вам сказать, сударь, — продолжил он, — покойный барон де Жюссак, мой почтенный отец, был едва не насажен на вертел неким кадетом, гасконцем, которого сначала принял за растяпу, а тот, как оказалось, считался лучшим фехтовальщиком в королевстве… Господин д’Артаньян — так его звали — владел ударом… О, что это был за удар!.. Мой отец убедился в его силе на собственной шкуре и, если бы не был живуч как кошка…
Противник раздраженно крикнул:
— Черт побери! Что мне до ваших историй!.. Начнем! И побыстрее!
— Что-то вы очень торопитесь! Какого черта! Немного терпения! И удар д’Артаньяна повторится.
Незнакомец нервно притопывал.
— Защищайтесь же! Иначе я убью вас!
— Вот так, без предупреждения?.. Даже не испросив моего согласия?
— Да, убью, потому что я так хочу…
— Ладно! Поживем — увидим, — отвечал крестник Арамиса. — Я весь в вашем распоряжении… Впрочем, все равно. И все-таки лучше бы отдать письма… Мой вам совет: особенно остерегайтесь удара д’Артаньяна.
В это время в окне появились две молодые женщины. Мадемуазель де Шато-Лансон, бледная от страха, — что было ясно, несмотря на маску, — задыхаясь, умоляла госпожу:
— Мадам, о мадам, повторяю вам: это он, господин де Жюссак, тот, кого я люблю!.. Смотрите, они сейчас вспорют друг другу животы… Ради бога, помешайте им!
Герцогиня выглянула из окна.
— Господа, господа, ради всего святого!..
На шум прибежал синьор Гульельмо в сопровождении всех своих домочадцев: