Крестовый поход
Шрифт:
— Игра была честная, — возразил Гарин. Он перестал есть и подцепил пальцем пояс ближе к кинжалу.
— Ты нам все вернешь, слышишь, ты, карлик, — прорычал волосатый спутник Уолтера. — Все.
На лице Гарина появились первые признаки гнева. Щеки чуть покраснели.
— Карлик? — Он невесело рассмеялся. — Ты вздумал устрашить меня таким оскорблением, Джон? — Смех затих. Гарин уронил сумку на землю и направился к ним. — Были времена, когда за такие слова я мог бы тебя повесить, выпотрошить и четвертовать. Но эти времена прошли, я больше не ношу мантию. Но не забыл, чему меня научили.
Уолтер отпихнул Джона:
— Он мой.
Гарин шел медленно, почти прогуливался. Уолтер не выдержал, ринулся на него, вскинув кулаки. Гарин легко увернулся от первого удара и саданул Уолтера локтем в челюсть. Тот пошатнулся с легким стоном, вытер кровь и снова бросился на Гарина:
— Ублюдок!
Гарин сделал обманное движение, уклонился от удара, и опять Уолтеру не повезло. На этот раз ему досталось в глаз, а у Гарина заболели костяшки. Значит, удар получился хороший. Уолтер зашатался, ухватившись за лицо. Его сменил Джон. Гарин не ожидал от коренастого бородача такой стремительной атаки и отступил под градом быстрых ударов. Один достиг цели. У Гарина посыпались искры из глаз, во рту стало кисло от крови. Сплюнув на землю, он двинулся вперед, теперь разозлившись по-настоящему. Уклоняясь от ударов, схватил Джона за волосы и ударил головой о колено. Результатом были сломанный нос и разбитая нижняя губа. Затем он с силой оттолкнул матроса, и тот упал навзничь, сильно ударившись головой о каменную мостовую, и остался лежать. Гарин вытер с лица кровь, переступил через Джона и двинулся на Уолтера, потрясенного поражением товарища. Увидев в руке Гарина кинжал, матрос попятился, затем повернулся и побежал.
Гарин посмотрел ему вслед, вложил кинжал в ножны и наклонился над Джоном посмотреть, что у него висит на поясе. Там рядом с кожаной фляжкой оказался небольшой кошель с монетами. Гарин сорвал его и сунул в свою сумку. Затем надолго приложился к фляжке. Дешевое вино обожгло горло. Он поморщился, прополоскал рот и бросил пустую фляжку на бесчувственного Джона.
Глупцы. Они смотрели на Гарина и видели скромного человека двадцати восьми лет, вроде не купец и вообще невысокого ранга. Говорит складно, приятная наружность, наверное, школяр какой-нибудь. Из такого не грех и вытрясти сколько-то монет. Такого нечего опасаться, он не сжульничает в кости, не уведет твою женщину, тем более не способен среди ночи перерезать тебе горло. Невежды, они не заметили его шрамы, впрочем, тщательно прикрытые длинными золотистыми волосами и бородой, не обратили внимания на то, как он двигается. Мягко, плавно, как обученный владеть мечом. Не обратили внимания, как он спит, никогда не поворачиваясь спиной ни к кому из них. А тот, кто не ожидает нападения, никогда так делать не станет. Да, эти матросы были совсем без понятия.
Забросив сумку на плечо, Гарин вышел из переулка и двинулся по улице Трех волхвов в сторону королевского дворца.
Кабул, Иерусалимское королевство 15 апреля 1276 года от Р.Х.
Элвин потрогала ткань. Бросила взгляд на купца:
— Красивая.
Араб улыбнулся:
— Отдам по сходной цене.
Его отвлек другой покупатель, и он отошел показать ему искрящуюся венецианскую парчу. Торговля началась с рассвета, но базар по-прежнему был переполнен. Люди протискивались к прилавкам, купцы выкрикивали цены, покупатели сосредоточенно изучали разложенные товары, торговались.
На весенней ярмарке в Кабуле больше всего было тканей. Несколько купцов продавали пряности, красители и благовония. В теплом желтоватом воздухе пахло поперченным мясом и дымом, над шумом толпы плыли приятные заунывные звуки лиры. Пристроившись в тени каменной церкви, самого высокого строения в деревне, лирник развлекал собравшихся песнями на незнакомом Элвин языке.
— Вы заканчиваете, синьорина?
Элвин повернулась. Сзади стоял загорелый улыбающийся Джорджо.
— Я собиралась купить кое-что из этого, — сказала Элвин, пропуская ткань через пальцы. — Думаю, Андреасу понравится. А ты что думаешь?
Джорджо воздел руки к небу:
— Да разве я могу сравнить свои знания о тканях с вашими, синьорина. Делайте по своему разумению, Андреас вам доверяет.
Элвин улыбнулась.
— Пожалуй, ты прав. А Катарина с Таксу? — Элвин вгляделась поверх голов в стоянку фургонов.
— Да, помогает грузить ткани.
На ярмарке торговали купцы из Дамаска, Мосула и даже Аравии. В результате двенадцатилетней войны Бейбарса против франков из Палестины и Сирии исчезли почти все христианские поселения. Осталось лишь несколько городов на побережье и еще меньше деревень в Галилее, где обитали христиане, рожденные на Святой земле. Но теперь, после заключения перемирия, местные купцы получили возможность продавать товары купцам с Запада, и ярмарки, как эта, а также базары в Акре, Триполи и Тире с каждым годом становились все оживленнее.
— Позволь мне закончить, и я сразу приду, — сказала Элвин.
Джорджо ушел, а она повернулась к купцу:
— Сколько стоит ярд этой ткани?
Они прибыли сюда перед рассветом. Элвин волновалась, боясь не оправдать доверие Андреаса. Но с каждой покупкой все больше росла уверенность. А теперь, в самом конце, ей даже нравилось торговаться.
Когда она согласилась на последнюю цену, ее кто-то потянул за рукав. Рядом стояла разгоряченная Катарина.
— Ты же вроде помогала Таксу. — Элвин убрала с лица девочки волосы.
— Надоело. — Катарина преувеличенно тяжело вздохнула. — Когда мы поедем?
— Скоро. Я почти закончила. Иди подожди меня в фургоне.
— Я хочу послушать музыку.
Элвин бросила взгляд на лирника. До церкви надо было проталкиваться через плотную толпу.
— Тогда уж лучше оставайся со мной.
— Так ты будешь расплачиваться? — спросил купец.
— Отец бы мне разрешил. — Катарина надула губки.
— Ладно. — Элвин открыла кошель с деньгами. — Только будь у церкви, чтобы я могла тебя видеть.
Катарина улыбнулась и побежала прочь.
— Какая у тебя красивая дочка, — сказал купец.
Элвин рассмеялась:
— Это не моя дочка.
Он взял деньги и принялся укладывать купленную ткань, а Элвин неожиданно погрустнела. Даже навернулись на глаза слезы. Она их сморгнула, злясь на себя.
Последние недели ее не покидала печаль. Она вдруг начала вспоминать родителей, что случалось очень редко. Отец умер вскоре после ее рождения, и от матери давно не было никаких вестей. Элвин писала ей из Парижа несколько раз в год, но так и не получила ни одного ответа. Скорее всего мать уже ушла в мир иной. Недавний разговор с Андреасом обострил ее тоску. Теперь, узнав об Уилле, Андреас периодически втолковывал Элвин, что пора выходить замуж и заводить детей.
Приняв у купца объемистый узел ткани, она вдруг почувствовала легкое подрагивание земли под ногами, сопровождавшееся гулом, который с каждым мгновением становился сильнее. Люди в ярмарочной толпе насторожились, прервали разговоры, начали озираться, смотреть под ноги, на небо. Элвин услышала, как кто-то рядом произнес по-французски:
— Неужели землетрясение?
В лотке напротив зазвенела фарфоровая чашка с ароматным чаем. Его черная поверхность покрылась рябью.
— Катарина! — позвала Элвин, шаря взглядом по пространству вокруг церкви. Лирник перестал играть. На секунду черная головка Катарины мелькнула и затем исчезла. Тем временем в толпе появилась женщина. Она кричала. Элвин не понимала слов, но видела ужас в ее глазах. Через полминуты голосила уже половина ярмарки. Затем начался хаос. Люди бежали, толкая друг друга, обрушивали лотки.