Крестовый поход
Шрифт:
— Боже, дай мне силы.
Появился первый всадник. Уилл не поверил глазам, увидев Дзаккарию. Лицо и одежда у него были забрызганы кровью. Вторым оказался шиит.
Увидев Уилла, Дзаккария резко остановил коня.
— Давай скорей!
Уилл убрал меч в ножны и побежал к Роберу, поднял его. Дзаккария посадил рыцаря в седло перед собой и поскакал. Уилл вспрыгнул на коня шиита.
— Что с Кайсаном? — крикнул он, ухватившись сзади за седло.
— Убит, — с горечью ответил шиит, ударив пятками бока коня. — Все убиты.
Мекка, Аравия 15 апреля 1277 года от Р.Х.
Ишандьяр морщился от боли. Удар пришелся по ноге близко к старой ране, полученной в битве при аль-Бире.
— Ну что? — спросил он подскакавших к нему двоих мамлюков.
Один покачал головой:
— Прости нас, эмир, мы не смогли их догнать. Я оставил несколько человек в деревне на случай, если они попытаются спрятаться там, но думаю, неверные скрылись в горах.
— Ладно, — прохрипел Ишандьяр, — они все равно мертвецы. Если их не убьет пустыня, это сделают бедуины. Зови остальных назад. Мы останемся здесь на ночь. Уверен, опасность миновала.
Воины поклонились и повернули коней на улицу, где у Священной мечети шла оживленная утренняя торговля. Ишандьяр, хромая, вернулся во двор.
Он был залит солнечным светом. Шариф Мекки мрачно смотрел на тела трех стражников и пятерых мамлюков, аккуратно положенные в тени аркады. Поблизости без церемоний были свалены трупы нападавших. Над мертвецами кружили мухи. Слуги ползали вокруг святыни на четвереньках, оттирали с плиток кровь. Ишандьяр бросил взгляд на Каабу. Черный камень был на месте. Значит, все хорошо. Он выполнил наказ Калавуна, послужил Аллаху. Не дал похитить святыню. Они провели в мечети несколько дней в напряженном ожидании. Когда во дворе появились две высокие женщины с корзиной, Ишандьяр знал, это они.
Он подошел к тому месту, где стояла корзина. Выкатившийся из нее камень все еще лежал на плитках. Его изучали два муллы.
— Что это? — спросил он.
Один мулла поднял глаза:
— Это копия, эмир. Возможно, они замыслили поставить ее на место святыни, чтобы первое время пропажу никто не заметил.
Ишандьяр молчал. Калавун сказал, что тот рыцарь-христианин намеревался похищение предотвратить. Так что не исключено, эти убитые были союзниками, но он не стал об этом размышлять. Калавун прав, нельзя полагаться на обещания. Камень на месте, и это главное.
Ишандьяр направился к шарифу.
Вскоре мертвые тела забрали похоронить, и последние следы ночного побоища исчезли. Час спустя, когда муэдзины с минаретов начали созывать на молитву, ворота Священной мечети распахнулись, и терпеливо ожидающие паломники заполнили двор. Их лица светились благоговением.
29
Дамаск, Сирия 9 июня 1277 года от Р.Х.
Громыхание барабанов было слышно в Дамаске задолго до того, как войско мамлюков достигло ворот.
Во главе ехал Бейбарс. Гвардейцы со свирепым торжеством выкрикивали его титул:
— Аль-Малик аль-Захир!
Над передним отрядом гордо развевался кроваво-красный штандарт с желтым львом.
Калавун ехал рядом с султаном, время от времени морщась. От криков воинов звенело в ушах.
После победы при Альбистане мамлюки вошли в столицу сельджуков Кайсери как освободители их земель от монгольского ига. Славящие Бейбарса сельджуки-мусульмане отчеканили в его честь монету и провозгласили наследником трона. Мамлюки провели там несколько роскошных недель, прежде чем Бейбарс решил вернуться в Сирию. Воины ликовали. Они снова победили монголов со сравнительно малыми потерями и были рады теперь прийти в Дамаск, где султан вознаградит их добычей, взятой на поле битвы. Невольниками. Однако некоторые эмиры и советники возражали.
— Зачем уходить? — спрашивали они, осмелившись встретить каменный взгляд султана. — Почему не остаться и не укрепить позиции? Привести больше войска.
Бейбарс решительно отвергал их доводы. Лазутчики донесли, что взбешенный поражением Абага идет из Персии в сельджукское ханство с войском больше, чем в тридцать тысяч, желая отомстить и вернуть земли. У Бейбарса сейчас не было достаточно воинов для подобной битвы. И времени собрать тоже не было. Он сказал своим эмирам и советникам, что если они останутся, то рискуют быть отрезанными от остального войска, находящегося в Алеппо.
Калавун поддержал его решение, но он заметил в облике Бейбарса непонятные безразличие и усталость. Складывалось впечатление, что победа над монголами при Альбистане его совсем не обрадовала. Калавун даже рискнул предположить, хотя это казалось почти невероятным, что султан чуть ли не жалеет о предпринятой кампании. Как будто внутри у него что-то надломилось. На всем пути из Кайзери в Алеппо султан произнес всего несколько слов.
Теперь они подходили к Дамаску. Бейбарс неподвижно сидел в седле, устремив глаза на городские стены, за которыми уже были видны цветущие сады. Слева Калавуна сверлил взглядом Хадир. Прорицатель каким-то образом ухитрился протиснуться и ехать рядом с султаном, хотя его место находилось на несколько рядов сзади, с Барака-ханом. За последние недели ему удалось снова проползти в ближайшее окружение Бейбарса. В основном с помощью назойливой болтовни о грядущем лунном затмении. Он постоянно твердил, что это событие знаменует смерть великого правителя. Прорицатель изображал тревогу и раболепствовал перед Бейбарсом, умолял его той ночью быть, как никогда, осторожным. Султан выслушивал прорицателя внимательно, хотя и равнодушно, и молчал. Во время перехода из Алеппо в Дамаск Калавун постоянно чувствовал неприкрытую ненависть Хадира и, по правде говоря, устал. Он не сомневался, что своими злобными взглядами из-под полуприкрытых век прорицатель пытается навести на него порчу. Конечно, это его не страшило, но раздражало.
Вперед были посланы глашатаи, чтобы предупредить город о прибытии войска и проследить за подготовкой дворца для Бейбарса и его эмиров. Главные улицы были празднично убраны. Вдоль них выстроились горожане, жаждущие приветствовать султана. Когда Бейбарс с войском вошли в город, их осыпали цветами. Гром литавр будил спящих младенцев, всюду в домах выли собаки. Основное войско разбило лагерь за стенами Дамаска. В крепость с Бейбарсом вошла лишь гвардия, где их встретили правители города.
Калавун передал поводья оруженосцу. К нему приблизился человек в бархатном плаще посланца султана.
— Эмир Калавун.
Калавун оглянулся.
Посланец с поклоном передал ему свиток:
— Доставили на мой пост пять дней назад. Когда я узнал, что войско направляется в Дамаск, то прибыл прямо сюда.
Калавун взял свиток, сорвал восковую печать. Там знакомым почерком было написано всего три слова: «Он на месте».
Калавун прочел послание Ишандьяра, и у него отлегло от сердца. Но сразу возникла новая тревога. Что с людьми Кемпбелла и с ним самим? Не поспешил ли он послать Ишандьяра? Нет, сказал себе твердо Калавун. В своем письме Кемпбелл не раскрывал замысла, как он намерен помешать похищению. И можно ли было полагаться на его заверения перед лицом такого злодейства? А что, если бы ему не удалось исполнить свой замысел? Нет, слишком тяжелы были бы последствия, чтобы так рисковать.