Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый
Шрифт:
21 сентября Лубков выпустил 3 воззвания: к населению Мариинского уезда, к крестьянам и рабочим, к красноармейцам. Незатейливыми фразами повстанцы призывали к защите народных интересов. Виновником народных бед объявлялась партия коммунистов, которая «одна захватила власть в свои руки и неумелым своим правлением заставила нас голодать и ходить раздетыми. Дальше жить так нельзя, поэтому все крестьянство восстало…». Партия коммунистов также обвинялась в том, что «затеяла непосильную для нас войну, ввиду этого требует с нас непосильное количество хлеба, скота и фуража. Мы останемся совершенно голодными, голыми и босыми». В обращении к красноармейцам, направляющимся на Западный фронт, говорилось, что партия коммунистов «затеяла войну со всем почти миром, кончить которую нам совершенно непосильно». Под воззваниями стояла подпись командира Народной армии (или Народной крестьянской армии). Подчеркивалось, что повстанческая армия «не представляет из себя белую банду, а только идет на защиту интересов всех трудящихся» [841] . Специальная инструкция Лубкова об организации Народной крестьянской армии содержала следующие требования: каждое село и деревня должны немедленно мобилизовать своих людей: если двое в доме, то один обязательно должен идти в ряды Народной армии; все мобилизованные должны принять меры для добычи оружия в своем селе и, по возможности, являться на своих конях; мобилизованные должны избрать на месте ротного и взводных командиров из своей среды, и под их командой являться в ряды Народной армии по месту ее нахождения; для связи повстанцев со своим селением и поддержания порядка в деревнях должны быть выбраны 2—4
841
РГВА. Ф. 982. Оп. 3. Д. 36. Л. 342; Ф. 17534. Оп. 1. Д. 70. Л. 334, 335; Сибирская Вандея. Т. 1. С. 408—409.
842
РГВА. Ф. 982. Оп. 3. Д. 36. Л. 341; Сибирская Вандея. Т. 1. С. 409.
Отряд Лубкова численностью в 1—1,5 тыс. человек предпринял наступление на станции Ижморская и Берикульская, ненадолго занял их, затем отступил. Повстанцы порвали телеграфные провода, в нескольких местах повредили железнодорожное полотно. Отряд повстанцев увеличился до 2 тыс. человек, организованных в два батальона в количестве 17 рот. Однако половина повстанцев—крестьян вообще не имела оружия. Нападение на станции Сибирской магистрали создало угрозу железнодорожному сообщению. На ликвидацию восстания были срочно направлены части 268 стрелкового полка, ВОХР, броневики, бронепоезда. В результате преследования под деревней Тавлинской 25 сентября после затяжного боя был разбит второй батальон повстанцев. Первый батальон во главе с Лубковым отступил в направлении на тайгу и остановился около деревни Михайловка. Здесь произошел 26 сентября продолжительный и жестокий бой со штыковыми атаками с обеих сторон. В ходе боя отряд Лубкова был окружен и разбит, погибло до 500 лубковцев, включая почти весь командный состав. В оперативной сводке Томской губчека сообщалось, что «вся площадь, на которой происходил бой, усыпана трупами бандитов». Раненый Лубков с остатками отряда из старых партизан, используя знание местности, вырвался из окружения и скрылся в тайге [843] . В течение нескольких дней восстание было ликвидировано. 8 ноября 1920 г. выездная сессия реввоентрибунала ВНУС Восточной Сибири вынесла приговор над участниками восстания. К суду были привлечены 80 человек, осуждены 60, в большинстве своем середняки. 9 участников восстания приговорили к расстрелу но пятерым расстрел заменили по причине амнистии 20 годами лагерей. 51 человек был приговорен к принудительным работам на шахтах [844] .
843
Сибирская Вандея. Т. 1. С. 416—417, 421—422, 429—430, 432—433.
844
Там же. С. 439.
Осенью 1920 г. крестьянские восстания охватили Енисейскую губернию. Протестные вспышки вызывались насильственными методами, применявшимися властью при проведении продразверстки и мобилизации в армию. В сентябре выполнение плановой разверстки по губернии оказалось провальным. Чтобы подстегнуть продовольственную кампанию и придать ей «боевое значение», Енисейский губернский исполком 13 октября 1920 г. издал приказ: «Исполнение разверстки должно быть обеспечено всей силой принуждения государственного аппарата включительно до применения продотрядов, а потому райпродкомам предоставляется право полного воздействия на волисполкомы и сельсоветы, включительно до ареста явно нерадивых и саботирующих лиц, не исключая и председателей волисполкомов. По истечении каждых десяти дней в отношении слабодействующих волостей райпродкомы представляют сведения с объяснением причин и список виновных в этом лиц для наложения взыскания или предания суду». Категорически запрещалось возбуждать ходатайства как сельским обществам, так и волостям, об уменьшении установленной разверстки. Предупреждалось, что явившиеся с подобным ходатайством подлежат аресту как враги рабоче—крестьянской республики. Райпродкомиссарам и уполномоченным губпродкома предлагалось в первую очередь обязать к сдаче хлеба всех членов волостных и сельских Советов, членов сельскохозяйственных коммун и членов комячеек в полном объеме разверстки. В губернском циркуляре звучали прямые угрозы: «все препятствия на пути исполнения государственных разверсток будут устраняться всей силой государственного принуждения», за неподчинение распоряжениям по разверстке сельских обществ или волостей в любой форме (активной или пассивной) требовалось беспощадно наказывать. В случае проявления в районе «неподчинения распоряжениям» местные советские работники должны были «жестоко караться» [845] . В вертикальной организации продовольственной кампании, основанной на угрозах и насилии, председатель губисполкома И. Завадский и губпродкомиссар В. Неворотов видели единственное средство выполнения аналогичных по содержанию и духу директив центра. Применение подобных методов на местах неизбежно оборачивалось произволом и насилием в отношении крестьянства, вызывая протестные явления. Многие советские работники (члены волисполкомов, сельских Советов), местные милиционеры под давлением невыполнимых и устрашающих директив, не дожидаясь обещанных наказаний, пополняли ряды повстанцев и уходили в тайгу.
845
Там же. С. 442—443.
Напряженная продовольственная ситуация по всей Енисейской губернии одновременно обострилась провалом мобилизации в армию. 30 сентября 1920 г. был объявлен призыв унтер—офицеров, фельдфебелей и подпрапорщиков, первый день явки назначен на 9 октября, новобранцев 1900 и 1899 годов рождения – 10 октября. Мобилизация в Красноярском уезде вызвала цепную реакцию массовых отказов от мобилизации в Зеледеевской, Мининской, Шерчульской и Михайловской волостях. Мобилизованные унтер—офицеры и новобранцы не являлись на сборные пункты, становились дезертирами. Среди новоиспеченных дезертиров было немало бывших партизан. Так, крупное село Зеледеево, близлежащее к нему волостное село Минино, село Погорельское располагались на Енисейском тракте – именно в районе этих сел во время отступления колчаковской армии произошли решительные бои за Красноярск, колчаковцы были разгромлены и именно отсюда началось беспорядочное бегство после ожесточенных боев [846] .
846
Сибирская Вандея. Т. 1. С. 445, 447.
В ночь на 11 октября подлежащие призыву унтер—офицеры и новобранцы из села Минино поголовно ушли в тайгу. Это послужило сигналом к отказу от мобилизации в других волостях: Зеледеевской, Сухобузимской, Погорельской и Шилинской. Зеледеевские мобилизованные по прибытии к ним карательного отряда завязали перестрелку и ушли в тайгу, объединились с мобилизованными из Покровской, Шерчульской и Михайловской волостей. Ряды повстанцев пополняли местные крестьяне, недовольные продразверсткой. В информационных сводках советских органов отмечалось заметное участие в восстании «беднейшего населения» [847] . В Зеледеевской и Мининской волостях Красноярского уезда в ноябре количество повстанцев насчитывало до 500 человек. Отряды повстанцев действовали в Шерчульской и Покровской волостях. Возникла угроза железнодорожному сообщению Ачинск—Красноярск. Попытки ликвидации повстанцев в конце октября – первой половине ноября 1920 г. не увенчались успехом. Во время боев 6—17 ноября повстанцы отбросили советские войска в районе сел Бельское, Михайловский погост, Подкаменская, Улуйская [848] .
847
Там же. С. 444, 456.
848
Там же. С. 451—454.
Восстание в Красноярском уезде распространилось в конце октября на пять волостей Ачинского уезда. Повстанцы выдвинули лозунг: «Да здравствует советская власть, долой коммунистов!». В ноябре к повстанцам в Ачинском уезде присоединились енисейские казаки [849] . Одним из главных центров восстания в уезде стало волостное село Большой Сереж, в 15 верстах от железной дороги. 31 октября жители села собрались на крестьянский сход. Сход принял решение о восстании, назначив выступление через 2 дня. Были произведены выборы командиров. Начальником штаба избрали Андрея Милицына. Александра Дубского назначили командиром кавалерии, избрали командиров рот и взводов. 1 ноября в селе был убит продработник, на следующий день произошло вооруженное столкновение с продотрядом. Штаб повстанцев объявил мобилизацию мужчин в возрасте 18—40 лет в селах Большой и Малый Сереж (села, разделенные рекой Чулым), и в округе. Местные жители копали окопы вокруг Большого Сережа. Дежурный наблюдатель с колокольни по живому телефону из расставленных по цепочке стариков и подростков передавал сообщения в окопы. В соседние села направили разведку. Вся деревня в короткий срок была окружена окопами, в районе дорог – в 2 ряда. К сережцам присоединились крестьяне из окрестных деревень. Общая численность повстанцев составила 200 человек. Основой боевой силы являлись унтер—офицеры. В селах остались только способные носить оружие, семьи повстанцев ушли в тайгу [850] .
849
Там же. С. 457, 477.
850
Сибирская Вандея. Т. 1. С. 459—463.
Наступление советских войск на Сереж началось 3 ноября. Ночью с 4 на 5 ноября после 40—минутного штыкового боя наступление провалилось. 5 ноября подошли сводные отряды карательный советских войск, в несколько раз превосходящие силы повстанцев, а также бронепоезд, обстреливавший Сереж артиллерийским огнем. Наступающие советские войска 5 ноября имели 848 штыков, орудие, 10 пулеметов, 18 авторужей, 25 конников. Разыгрался жестокий уличный бой, описанный в докладе комбрига 31—й отдельной стрелковой бригады П. Ананьева: «…Однообразие одежды коммунистов с противником вызвало замешательство с обеих сторон. И противник, и красноармейцы кололи и стреляли, неуверенные, кого они бьют – своих или противника… Отдельные защитники окопов не хотели сдаваться и стреляли в упор, многие из крестьян бросались с топорами и вилами. Их прикалывали на месте». Повстанцы в бою 5 ноября потеряли более 100 человек убитыми, всего за время боев 3—5 ноября – 150, взято в плен 104 человека. В качестве трофеев наступающие получили 17 винтовок, около 40 ружей, деревянный пулемет, сделанный повстанцами для имитации пулеметной стрельбы – повстанцы были фактически безоружны [851] .
851
Там же. С. 465, 467—471, 473.
Военно—революционный трибунал войск ВНУС Восточной Сибири признал героизм повстанцев – редкий случай в решениях подобного рода. В приговоре выездной сессии в Ачинске 8 декабря 1920 г. отмечалось: «Сережцы сопротивлялись упорно, дрались до последнего, кто не имел оружия, бросались на наступающие цепи с палками и вилами». Подчеркивалось, что Сережское восстание отличалось «невероятным упорством и кровавыми расправами». 190 повстанцев Ачинского уезда предстали перед судом военревтрибунала. 75 человек из числа организаторов и активных участников были приговорены к расстрелу, их имущество конфисковано, 45 бедняков и середняков – к 20 годам принудительных работ с конфискацией имущества, 54 участника восстания, не имевших даже оружия – к 10 годам принудительных работ, 9 человек – к 5 годам работ [852] . Из приговора трибунала следовало, что основная часть повстанцев – середняки и бедняки. В этой связи представляет интерес докладная записка заместителя председателя Енисейской губернской комиссии по оказанию помощи фронту П. Рябченко, в которой полномочный представитель Советской власти изложил собственные впечатления об инспекторской поездке в Сереж в январе 1921 г. Рябченко писал: «Село Большой Сереж есть село земледельцев—крестьян, именно земледельцев „чистой воды“. И сказать, чтобы село Большой Сереж являлось кровно кулацким, нельзя, – преобладающее место, правда, принадлежит середняку, а за ним уже идет крестьянин—бедняк» [853] .
852
Там же. С. 477—481.
853
Сибирская Вандея. Т. 1. С. 482.
П. Рябченко волновал поиск ответа на вопрос: почему ожесточенное восстание произошло в благополучном селе? Ведь по всей Сережской волости установленная продразверстка в 31506 пудов хлеба была почти выполнена уже до начала восстания – 30107 пудов [854] . По итогам 1920 г., помимо Сережской волости, еще 8 волостей Ачинского уезда (Назаровская, Мало—Улуйская, Ястребовская, Алтатская, Ильинская, Ельниковская, Больше—Улуйская и Подсосенская), – за успешное выполнение продразверстки (далеко свыше 100%) были занесены на Красную доску. Проезжая в Сереже мимо двух рядов окопов, Рябченко размышлял: «Здесь люди дрались, доходя до бешенства. Дрались с красными, и сами в то же время, уже после драки, занесены на Красную доску. Как это понимать?» [855] . Ознакомление с реальной ситуацией в Сереже и уездном Ачинске позволило дать объяснение тому, что здесь произошло. Село Большой Сереж должно было по одной из разверсток поставить картофель. Картофель бережно хранился крестьянами в подпольях. Сданный по разверстке картофель продорганы ссыпали в амбары и там она замерзала. Возмущенным крестьянам пытались объяснить, что картофель этот пойдет на винокуренные заводы, но крестьяне прекрасно знали, что винокуренные заводы никогда мерзлого картофеля не принимали. Бесхозяйственность продорганов не могла убедить крестьян в том, что картофель пойдет на заводы, а не погниет наполовину по складам [856] .
854
Там же. С. 481.
855
Там же. С. 484.
856
Там же. С. 486.
В разверстке трудовой повинности на заготовку леса и дров царил произвол. Даже члены комячеек высказывали недовольство несуразной разверсткой: каждому крестьянину предписывалось вывезти не менее 80 подвод заготовленных им же дров и строевого леса. Лесосека находилась на расстоянии от 30 до 40 верст от места жительства и от 3 до 10 верст от реки, куда требовалось вывезти лес. Произвести эту операцию на тех кормах для своих лошадей, какими располагал крестьянин, значило оставить крестьян к весне без лошадей, соответственно – без посева. Однако у крестьян никто даже не поинтересовался, сколько у них в наличии пил, топоров, напильников, без которых, не поточив пил, нельзя работать. Вместо обеспечения условий работы, вместо убеждения и разъяснений на крестьян сыпались устрашающие предписания с угрозой судом ревтрибунала за невыполнение заданий [857] .
857
Там же.