Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый
Шрифт:
В развитии советской историографии по изучаемой теме можно выделить несколько этапов. Первый этап начался сразу же после рассматриваемых событий и продолжался до начала 1930-х гг. Изучение проходило по горячим следам. Проблема освещалась в основном в рамках истории Гражданской войны в целом или становлением Советской власти. Многие авторы являлись непосредственными участниками тех событий [12] . Нарком по военным делам Украины Н. И. Подвойский в 1919 г. констатировал: «Повстанцы искренне мнили себя большевиками, но их большевизм легче укладывался в рамки анархического партизанства… и разбойничьего бандитизма… чем в рамки организованной государственной диктатуры пролетариата. Этим объясняется парадоксальный и странный на первый взгляд факт, что те же уезды, которые были главной опорой… Советской власти против Петлюры, превратились впоследствии в питательную базу для банд, оперирующих против Советской власти. Повстанцам чужды были… социальные идеалы пролетарской диктатуры» [13] .
12
См.: Лацис М. Два года борьбы на внутреннем фронте. М., 1920; Егоров А. И. Разгром Деникина в 1919 г. М., 1923; Анишев А. Очерки истории гражданской войны 1917—1920 гг. Л., 1925; Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне. В 2-х т. Л., 1924—1928; Какурин Н. Е. Как сражалась революция. В 2-х т. Т. 1. 1917—1918 гг. М.,1925; Т. 2. 1919—1920. М., 1926; Его же. Организация борьбы с бандитизмом по опыту Тамбовского и Витебского командований // Военная наука и революция. М., 1922. №1;
13
Подвойский Н. И. На Украине. Статьи. Киев, 1919. С. 16, 18.
Историк М. Н. Покровский отмечал, что «в 1921 году центр РСФСР был охвачен почти сплошным кольцом крестьянских восстаний» [14] . М. И. Кубанин подчеркивал, что крестьянские выступления стали следствием политики государства. Он отмечал отсутствие социальной опоры у Советской власти в деревне «Враждебное отношение» со стороны крестьянства стало основанием для карательных действий Советского государства по отношению к деревне, к своим потенциальным союзникам [15] .
14
Покровский М. Н. Контрреволюция за четыре года. М., 1922. С. 4.
15
См.: Кубанин М. Антисоветское крестьянское движение в годы гражданской войны (военный коммунизм) // На аграрном фронте. 1926. №1. С. 38, 44).
Один из авторов, знаменитый советский военачальник М. Н. Тухачевский оставил труд, обобщавший опыт борьбы Красной Армии с крестьянскими восстаниями (Тухачевский осуществлял военное руководство подавлением крестьянского восстания, получившего в литературе наименование «антоновщины»). На опыте подавления «контрреволюционного» крестьянского восстания в Тамбовской губернии Тухачевский моделировал схему «искоренения типичного бандитизма». Автор видел глубокую почвенность крестьянской борьбы, оценивая «тамбовский бандитизм» как крестьянское восстание, вызванное продовольственной политикой. В руководителе движения он увидел одаренного организатора и командира. По оценке автора, борьбу приходилось вести в основном не с бандитами, а со всем местным населением, и это были не бои и операции, а целая война. Тухачевский понимал, что справиться с народным движением, всемерно помогающим своим партизанским отрядам и недоброжелательно относящимся к Красной Армии, можно было не уничтожением «банд», а восстановлением доверия народа, новой советизацией деревни и изменением экономической политики. «Без фактического осуществления нами на месте новой экономической политики, без привлечения крестьянства на сторону советской власти нам никогда не удалось бы полностью ликвидировать восстания. Это является основой борьбы», – признавал Тухачевский. Крестьянское повстанческое движение «не может быть в корне ликвидировано, если рабочий класс не сумеет с крестьянством договориться, не сумеет крестьянство направить так, чтобы интересы крестьянства не нарушались социалистическим строительством государства» [16] .
16
См.: Тухачевский М. Н. Борьба с контрреволюционными восстаниями. Искоренение типичного бандитизма (Тамбовское восстание) // Война и революция. 1926. №7.С. 3—17; №8. С. 3—15; №9. С. 3—16; №17. С. 9—13.
Крупный советский военный специалист Н. Е. Какурин в феврале 1922 г. подчеркивал, что «бандитизм – следствие целого ряда причин, а борясь со следствием, не затрагивая причин, мы рискуем всю нашу борьбу вести впустую» [17] . Как кадровый офицер, ставший красным командиром, Какурин являлся очевидцем и участником событий периода Гражданской войны: был командармом, помощником командующего армиями Западного фронта М. Н. Тухачевского, а затем принимал участие в подавлении антоновщины в качестве начальника оперативного штаба советских войск под руководством Тухачевского. Двухтомник Какурина, изданный в 1925—1926 гг., долгие годы хранился в спецхране. Его книга, написанная точным и детальным языком военного человека, имеет важное значение для понимания таких социальных явлений, как махновщина и григорьевщина на Украине, антоновщина на Тамбовщине, движение «зеленых». Помимо этого, свидетельства и оценки Какурина дают объяснение причины отчуждения крестьянства от Белого движения. Для этого автору диссертации пригодилась осведомленность и кропотливость начштаба в анализе программных документов и результатов деятельности правительств Колчака, Деникина, Врангеля в отношении аграрной политики [18] .
17
Какурин Н. Е. Организация борьбы с бандитизмом по опыту Тамбовского и Витебского командований // Военная наука и революция. Кн. 1. М., 1922. С. 83.
18
См.: Какурин Н. Е. Как сражалась революция. 2-е изд. М., 1990. Т. 1. 1917—1918 гг. С. 52, 78, 81—82, 92, 93, 97—104; Т. 2. 1919—1920 гг. С. 332.
Секретарь ЦК РКП (б) Е. М. Ярославский, а также руководитель полномочного представительства ВЧК по Сибири И. П. Павлуновский, имевшие отношение к ликвидации другого крупнейшего крестьянского восстания – в Западной Сибири в 1921 г., главную роль в организации восстания отводили деятельности Сибирского крестьянского союза, называвшегося ими детищем партии эсеров [19] .
Для 1920-х гг. характерно отсутствие общего методологического подхода в отношении протестных явлений в крестьянской среде, в оборот вводилось большое количество источников, зачастую без какого-либо критического анализа. В результате одновременно существовали различные точки зрения о характере крестьянских восстаний и крестьянского протеста против Советского государства. Так, относительно причин Западно-Сибирского восстания имелись серьезные разногласия в трактовке ключевых вопросов. Один из них – о роли Сибирского крестьянского союза. Еще в начале 1920-х гг. особую позицию по этому поводу сформулировал П. Е. Померанцев. Профессиональный историк и коммунист, работавший в годы Гражданской войны сначала сотрудником Реввоенсовета 5-й армии, а затем начальником историко-информационного отделения штаба помощника Главнокомандующего всеми вооруженными силами республики по Сибири, Померанцев имел доступ практически ко всей военно-оперативной информации, за исключением части чекистской, поэтому хорошо представлял предысторию и ход мятежа. На основании имевшихся в его распоряжении источников он пришел к заключению, что Сибирский крестьянский союз не оказал сколько-нибудь существенного воздействия на возникновение Западно-Сибирского восстания, поскольку сам находился в стадии становления. По мнению Померанцева, Союз не являлся массовой крестьянской организацией, так как крестьянство оставалось лишь «объектом его провокации» [20] . Данная точка зрения противоречила позиции Е. М. Ярославского и И. П. Павлуновского. Другой вопрос, вызвавший разногласия, – это истоки и природа недовольства сибирских крестьян накануне восстания. Померанцев считал восстания 1920 г. – начала 1921 г. в Сибири анархическим протестом всего крестьянства против политики военного коммунизма. Павлуновский видел в Западно-Сибирском восстании проявление нового – мелкобуржуазного типа контрреволюции, возникшего после разгрома главных вооруженных сил белогвардейцев. По вопросу о социальном составе участников Западно-Сибирского восстания существовал большой разброс мнений: от «чисто крестьянского» (Померанцев, Павлуновский) до «чисто белогвардейско-кулацкого» [21] , а между ними – различные комбинации из социально-политических сил.
19
См.: Ярославский Е. О крестьянском союзе // Вестник агитации и пропаганды. М., 1921. №11—12; Павлуновский И. Сибирский крестьянский союз // Сибирские огни. Новониколаевск, 1922. №2; Его же. Обзор бандитского движения по Сибири с декабря 1920 г. по январь 1922 г. Новониколаевск, 1922.
20
Померанцев П. Западно-Сибирское восстание 1921 г. // Красная Армия Сибири. Новониколаевск, 1922, №2. С. 40.
21
Хейфец К. Белый бандитизм. Советы без коммунистов (история Нарымско-Сургутского бандитизма) // Былое Сибири. Томск, 1923, №2; Сидоров П. Курганское восстание в январе 1921 г. (по личным воспоминаниям) // Пролетарская революция. М., 1926, №6; См. также: Шишкин В. И. Западно-Сибирский мятеж 1921 года: историография вопроса // Гражданская война на востоке России. Проблемы истории. Новосибирск, 2001. C. 137—175.
В работе Н. В. Гурьева, посвященной «чапанной войне» в Поволжье, были использованы документы, созданные в крестьянской среде и характеризующие лозунги и программу крестьян-повстанцев – участников «чапанки» [22] . Некоторые авторы говорили о крестьянских восстаниях в Советской России как о новом витке гражданской войны между бывшими союзниками – пролетариатом и крестьянством [23] . Одновременно многие исследователи делали вывод о «бандитском» характере повстанческого движения. Термину «бандитизм», несущего в себе однозначно негативную оценку всех сил, участвовавших в «малой» гражданской войне, как правило, отдавали предпочтение в ряду с терминами «повстанчество», «бело-зеленое движение», «кулацкие восстания», «контрреволюционные мятежи», «мелкобуржуазная контрреволюция». Лингвистическое окончание – щина в период создания различных мифологем было призвано сформировать негативно—обличительное содержание явления в общественном мнении. Так появились махновщина, мироновщина, сапожковщина, серовщина и др. В подобном контексте причастные к указанным явлениям становились бандитами, народные восстания – кулацкими и белогвардейскими.
22
См.: Гурьев Н. В. Чапанная война. Сызрань, 1924.
23
См.: Казаков А. Общие причины возникновения бандитизма и крестьянских восстаний // Красная Армия. 1921. №9. С. 34—35.
Некоторые аспекты истории крестьянского протеста против Советского государства получили в указанный период довольно подробное освещение [24] . Большое количество работ, многие из которых написаны участниками рассматриваемых событий, было посвящено военным действиям против повстанцев. В этот период появились оценочные суждения о социальном составе, уровне организованности и массовости выступлений. Формы крестьянского протеста нередко рассматривались в контексте более общих проблем. В работах содержалось множество фактического материала, с помощью которого нетрудно было разрушить миф об эсеро-бандитском характере крестьянских восстаний. Впоследствии многие из трактовок и выводов, которые появились в это время, были отвергнуты советской исторической наукой.
24
См.: Калинин И. М. Русская Вандея. М.—Л., 1926; Парфенов П. С. Борьба за Дальний Восток. 1920—1922. Л., 1928, и др.
В 1920-е гг. появилось множество публикаций о махновщине, формировавших в общественном сознании устойчивый негативный образ крестьянского движения и его руководителя Нестора Махно. В литературе он изображался вожаком «анархо-кулацких банд», занимавшихся грабежами и насилием над мирным населением, олицетворялся проявлением политического и уголовного бандитизма. Махновское движение клеймилось как контрреволюционное и антисоветское наряду с антоновщиной и другими протестными крестьянскими явлениями на территории Советской России [25] . Однако в общем идеологизированном ряду были исключения. Так, В. А. Антонов-Овсеенко, большевик, активный участник Октябрьской революции (именно он командовал штурмом Зимнего дворца, арестовал членов Временного правительства) командующий Украинским фронтом, в своих мемуарах счел необходимым отметить неординарность личности и военного таланта Махно [26] . Монография М. И. Кубанина «Махновщина», вышедшая в годы нэпа, содержала богатый и достоверный материал о причинах и масштабах махновского движения на Украине. Автор показал, что в основе повстанчества позднего периода было недовольство украинских крестьян «военно-коммунистической политикой» большевиков, а само махновское движение не было «кулацким», поскольку затронуло широкие массы крестьянства. По оценке автора, крестьянство стало объектом реквизиционной политики менявшихся властей, в том числе большевистских. Крестьянское сопротивление возникло как ответная мера, активистами в котором оказались «беднейшие слои», что придавало движению пролетарский характер. В этой борьбе участвовали разные слои крестьянства, а ударной силой было среднее крестьянство, то есть крестьянское большинство. Характерной чертой махновщины, подмеченной М. Кубаниным, были тесная связь махновского района с Россией и русскими, а также отсутствие в данном районе антисемитизма [27] .
25
См.: Волков С. Е. Банда Махно в Курской губернии. Курск, 1929; Герасименко Н. Батько Махно: Мемуары белогвардейца. М.; Л., 1929; Руднев В. В. Махновщина. Харьков, 1928; Горев Б. И. Анархизм в России (от Бакунина до Махно). М., 1930).
26
См.: Антонов-Овсеенко В. А. Записки о Гражданской войне. Т. 1—4. М.; Л., 1930—1933.
27
См.: Кубанин М. Махновщина. Крестьянское движение в Степной Украине в годы гражданской войны. Л., 1927.
В своих публикациях, изданных в эмиграции, Н. Махно опровергал обвинения большевиков в контрреволюционности, национализме и антисемитизме. Он утверждал тезис о служении революции, осуществлении идеи самоуправления народа, защите крестьянских интересов [28] . Защитником махновского движения выступал его активный участник П. А. Аршинов (Марин), опубликовавший в эмиграции ряд публикаций. Однако бывший идейный наставник Махно явно идеализировал махновское движение и преувеличивал влияние на него со стороны анархизма [29] .
28
См.: Махно Н. И. Русская революция на Украине (от марта 1917 г. по апрель 1918 г.). Кн. 1. Париж, 1929; Его же. Махновщина и ее вчерашние союзники – большевики: Ответ на книгу М. Кубанина «Махновщина». Париж, 1928.
29
См.: Аршинов П. История махновского движения (1918—1921). Берлин, 1923. Современное издание данной книги: Аршинов П. А. История махновского движения (1918—1921). Запорожье, 1995.
Со второй половины 1920-х гг. в советской историографии наметилась тенденция идеологического контроля и цензуры за трактовкой периода Гражданской войны в удобном для большевистской власти русле.
В 1920-е гг. история крестьянского движения освещалась в эмигрантской литературе. Работы эмигрантских исследователей характеризовались видением событий Гражданской войны, отличным от советских трактовок, иной методологической основой и набором используемых исторических источников. Исследователи в эмиграции были ограничены в возможностях использования документального материала: в основном на основе воспоминаний и того, что было вывезено из страны, материалов из советской литературы. Многие работы подготовлены непосредственными очевидцами событий Гражданской войны – эмигрантами первой волны. Авторы трактовали события в Советской России с антикоммунистических, антисоветских позиций [30] . Эмигрантские исследователи находились в менее жестких идеологических рамках. Большинство из них, однако, не могли взглянуть на события периода Гражданской войны беспристрастно.
30
См.: Крестьянская Россия. Вып. I—IX. Прага, 1922—1929; Рысс П. Русский опыт. Историко-психологический очерк русской революции. Париж, 1921. С. 250.