Крик дьявола
Шрифт:
Герберт усмехнулся, покосившись на капитана. Страх придал его ухмылке хищный оскал и, заметив ее, Чарлз Литтл истолковал это по-своему: ему увиделась в ней та же ярость, что владела и им. В полном непонимании двое мужчин обменялись мимолетными усмешками, и Герберт вновь сосредоточился на очередном «броске» «Бладхаунда».
Чарлз тоже испытывал страх. Он боялся обнаружить в себе некую слабинку и с этой боязнью прошагал, можно сказать, рука об руку всю жизнь, постоянно слыша ее шепоток: «Давай, жми. У тебя должно получиться лучше, быстрее, больше, чем у них, а то над тобой будут смеяться.
Он был рядом, когда по щекам тринадцатилетнего Чарлза текли крупные слезы от боли, причиняемой тяжелой отдачей ружья в плечо.
Он словно склонился над ним, когда Чарлз, держась за сломанную ключицу, упал в грязь. «Вставай, вставай», — шипел он, заставляя Чарлза всякий раз подниматься и вновь пытаться оседлать необъезженного жеребца.
Чарлз был настолько готов реагировать на его голос, что когда тот явился ему — бесформенно-уродливый, стелющийся по площадке мостика, — он почти ощутил его присутствие и тут же разобрал слышное ему одному: «Докажи, что можешь!» Единственно возможным виделся Чарлзу Литтлу лишь один путь: подобно сапсану, атакующему золотого орла, он повел свое судно на «Блюхер».
47
— Правый поворот — это маневр, — уверенным тоном заявил Отто фон Кляйне, вглядываясь туда, где скрытый сумерками едва угадывался силуэтик английского эсминца. — А теперь он поворачивает перпендикулярно нашей корме. Он будет атаковать нас по левому борту.
— Если только это не очередной маневр, капитан, — высказал свои сомнения Киллер.
— Нет. — Фон Кляйне покачал золотистой бородой. — Ему необходимо различать нас на фоне последнего предзакатного света. Он будет атаковать с востока. — На секунду задумавшись, он насупился, расценивая предполагаемые действия своего противника в океане, точно на шахматной доске. — Киллер, проложите мне его курс исходя из скорости двадцать пять узлов с левым поворотом на четыре через три минуты после последней наводки. Он пройдет пятнадцать миль под прямым углом к нам, а затем — правый поворот на четыре. Где по отношению к нам он окажется через девяносто минут, если мы продолжим идти прежним курсом, не сбавляя скорости?
Быстро справившись с задачей, Киллер предоставил результат, и фон Кляйне мысленно проверил все математические действия.
— Да, — согласился он, признавая правильность решения и уже мысленно сформулировав приказы об изменении курса и скорости с намерением устроить «Бладхаунду» засаду.
48
«Бладхаунд» шел полным ходом, поднимая десятифутовую носовую волну и оставляя на четверть мили за собой бурлящий, слабо фосфоресцирующий в темноте след.
Сотня пар глаз на борту «Блюхера» пыталась разглядеть в ночи это свечение. В тревожном ожидании пребывали все — и на палубе позади огней боевого освещения, и в тускло освещенных орудийных башнях, и на капитанском мостике, и на топ-мачтах, и глубоко в трюме — вся команда «Блюхера» ждала.
Фон Кляйне сбавил скорость, уменьшая кильватерную
Подняв меховой воротник до самых ушей, он всматривался в темнеющую морскую даль. Ночь была холодной. Океан казался безграничной чернотой, такой же необъятной, как небо, украшенное узорами сияющих созвездий.
Около дюжины человек увидели это в одно и то же мгновение — бледный, будто зависший в темноте над морем, неземной переливающийся шлейф, — кильватер английского судна.
— Осветительный снаряд! — резко приказал фон Кляйне. Рассчитывая обнаружить английский эсминец на более далеком от себя расстоянии, он был встревожен его неожиданной близостью.
Высоко над океаном осветительные снаряды сверкнули настолько яркой бело-голубой вспышкой, что на это было больно смотреть невооруженным глазом. Морская гладь походила на отполированный эбонит с плавно-рельефным рисунком волн. Оба корабля оказались резко и отчетливо высвеченными на сходящихся курсах настолько близко друг от друга, что мощные белые лучи огней их боевого освещения длиной в милю, выпрыгнув из темноты стали скрещиваться, как стремящиеся соединиться руки робких влюбленных.
Почти в ту же секунду оба судна открыли огонь, но хлопки 4,7-дюймовых орудий «Бладхаунда» утонули в грохоте крейсерской канонады.
Длинные орудийные стволы «Блюхера» были опущены настолько, что находились практически горизонтально относительно морской поверхности. Его первый залп оказался чуть выше цели, и огромные снаряды с воем пронеслись над капитанским мостиком «Бладхаунда».
Поднятый ими яростный вихрь отбросил Чарлза Литтла на компасную стойку. Он почувствовал, как у него под мышкой хрустнули ребра.
Хриплым от боли голосом он выкрикнул:
— Четыре румба налево! Курс на противника! — И, развернувшись точно балерина, «Бладхаунд» ринулся на врага.
Очередной залп «Блюхера» вновь оказался выше цели, однако теперь заговорила еще и вспомогательная артиллерия — один из снарядов многоствольных скорострельных пушек крейсера, разорвавшись над мостиком «Бладхаунда», «подмел» открытые участки судна градом шрапнели, как метлой.
Лейтенант-штурман погиб мгновенно — словно скорлупу с верхушки сваренного всмятку яйца ему снесло полголовы. Он рухнул, и его мозги теплой студенистой массой разлетелись по палубе.
Докрасна раскаленный кусок снарядной гильзы размером с ноготь большого пальца, попав Герберту Крайеру в правый локоть, раздробил кость. Задохнувшись от резкой боли, он повис на штурвале.
— Держись! Держи судно! — Команда капитана Литтла прозвучала словно из уст парализованного. Герберт Крайер нашел в себе силы подняться и рвануть левой рукой штурвал в попытке удержать «Бладхаунд» в этой дикой качке. Однако с повисшей как плеть правой рукой ему едва ли удавалось справляться с судном.
— Держи его, приятель. Держи как следует! — Вновь этот странный невнятный голос; Крайер чувствовал, что Чарлз Литтл рядом, его руки — на штурвале, помогают ему удерживать «Бладхаунд» среди бушевавшего безумия.