Криминальные кланы
Шрифт:
Но несчастную женщину, потерявшую почти одновременно мужа и сына, служители порядка не пожелали слушать. Джузеппе Инцерилло навсегда соединился со своим отцом, так и оставшись в списках сотен пропавших без вести людей.
Что же касается Башмачка, то для него случай с Джузеппе Инцерилло явился одним из наиболее незначительных эпизодов его кровавой деятельности. И уж конечно, он не считал себя подонком, скорее — праведным судьей революционного трибунала, который ни для кого не находит оправданий. Уж коли дело доходило до уничтожения врагов, то ни одна мера, предпринимаемая в отношении их самих и их близких друзей, не была запрещенной. Во всяком случае, чтобы узнать место, где скрывался от него тот или иной человек, он шел на все: убивал, мучил и терзал всеми способами. Теперь у него остался один-единственный враг — человек по прозвищу Лесной Кориолан.
Охота на фаталиста. Сальваторе Конторно
Сальваторе Конторно слышал, с какой пугающей методичностью корлеонцы уничтожают его друзей и родственников, однако всем окружающим представлялся совершенно невозмутимым; во всяком случае, в отличие от многих бывших соратников, напуганных кровавыми событиями и поспешивших найти укрытие на более гостеприимных греческих островах, он не изменил ни одной своей привычки. По-прежнему Кориолана можно было видеть спокойно разгуливающим по улицам Палермо, так что многие расценивали его поведение как недалекость или же фатализм.
За Кориоланом, помимо обезумевших убийц, охотилась еще и полиция, а он продолжал спокойно проводить время в кругу семьи, несмотря на то что его имя постоянно фигурировало в списках наиболее опасных преступников, объявленных полицией в розыск.
Сальваторе казался неуязвимым, ибо обладал исключительным чутьем, которому могли бы позавидовать даже дикие звери. Он чувствовал, в какие именно часы можно без опаски пройти по улицам родного города и не быть схваченным полицией; знал наверняка, когда посреди ночи может нагрянуть облава, и в это время он отправлялся ночевать в более укромное место, а таких мест у Кориолана было множество.
Кроме того, у него еще оставалось достаточно много родственников и друзей, глубоко уважающих его за прошлые боевые заслуги и готовых в любой момент предоставить убежище. Конечно, в последнее время Сальваторе взял за правило никогда не покидать дом в одиночестве и ни с кем не встречаться. Не то чтобы он совсем перестал доверять близким друзьям, но подозревал, что и они могут оказаться под прицелом корлеонцев.
И все же, видимо, и его показному или настоящему хладнокровию наступил предел, и это произошло после того, как были убиты Терези и трое сопровождающих его членов клана Бонтате. Сальваторе почувствовал, что на этот раз в воздухе всерьез запахло жареным, и решил: настало время отправить хотя бы свою семью в более безопасное место. Однажды вечером он взял жену Кармелу и сына-подростка Антонио, посадил их в скромный «фиат», принадлежавший теще Кармелы. Эта машина, простенькая и небольшая, ни за что не сумела бы защитить их от очередей «калашников» а, однако Сальваторе знал, что делает.
Он направился прямо во вражеское логово, в самую волчью пасть, в Чакулли, где царствовал ненавистный Папа, Микеле Греко. Всю дорогу он был необычно молчалив, а жена, изредка поглядывая на его сумрачное лицо, предпочитала не беспокоить мужа никчемной болтовней.
Сейчас ему не нужны были никакие слова. Кориолан вспоминал, как еще недавно по этой же дороге проезжал его любимый шеф Стефано Бонтате, и его сердце сжималось от боли, хотя он и не показывал виду. Именно Сокол привел молодого Кориолана в ряды мафии. С первого взгляда он почувствовал такое необычайное расположение к юному бойцу, стройному, черноволосому, с веселыми искрящимися глазами, с неотразимой открытой улыбкой, что предпочитал его общество любому другому и постоянно обращался к нему, невзирая на принятую в рядах «людей чести» иерархию.
Сокол сам проводил церемонию посвящения, после которой уже на полных правах считал Кориолана своим родственником, «крестником». По утрам князь Виллаграция часто наведывался к Сальваторе, приглашая его на прогулку в окрестные поля и зеленые рощи в самой глубине острова. «Пойдем постреляем птиц, Сальваторе», — каждый раз говорил он. Правда, у Сальваторе никогда не создавалось впечатления, будто Сокол является ярым поклонником охоты на птиц. Но, сидя в засаде, Кориолан не раз затылком чувствовал мягкий взгляд своего «крестного отца».
В первый раз ощутив, что Сокол наблюдает за ним, Сальваторе обернулся со своей обычной, по-детски открытой улыбкой и спросил: «Что?» — «Ты должен быть предельно осторожным, Сальваторе, — грустно произнес князь Виллаграция. — Я знаю слишком много и могу сказать тебе: на таких, как ты и я, уже объявлена охота». — «Корлеонцы?» — спросил Сальваторе. Сокол кивнул. «И Папа с ними заодно. Я знаю, что буду убит, я ничего не боюсь, потому что всегда был честным перед самим собой и, кроме того, у всех нас один путь — путь смерти и крови. Мне жалко тебя, мой мальчик, когда ты останешься совсем один». — «Меня взять не так просто, — ответил Кориолан, и в его глазах блеснули зеленые озорные искры. — Я чувствую, как в воздухе вокруг меня начинает сгущаться ненависть… Или любовь… Потому я и обернулся на ваш взгляд. У меня инстинкт хищного зверя. Но это только одно. Сказать по правде, я фаталист и верю, что высшие силы сберегут меня, если я буду поступать по совести. В противном же случае меня ничто не спасет. Но умирать в молодости не так страшно, как в старости, правда? По крайней мере, я так считаю».
«Верно, — устало подтвердил Сокол. — Пойдем, Сальваторе, пообедаем где-нибудь». — «Здесь нет ничего, кроме захудалых придорожных кафе, — удивился Кориолан. — Они вам не подходят». — «Ерунда, — поморщился Бонтате. — Захудалое кафе — это как раз то, чего мне больше всего хочется в данный момент. Чашка отвратительного кофе в твоей компании, — что может быть лучше?» И он улыбнулся так искренне, что Сальваторе почувствовал, как его сердце захлестывает горячая волна. Ведь он был простым парнем из Чакулли, где знал все улочки, представлявшиеся для посторонних каким-то безумным лабиринтом, переплетением ходов, многие из которых вели в никуда. Ему нравилось толкаться в пестрой нищей толпе, среди пропахших морем торговцев рыбой и морскими ежами.
«Вы встречались с такими высокопоставленными людьми, — прямо сказал он шефу. — Почему я? Вам же приходилось обедать с теми, кому меня в жизни не представят». — «Просто устал, — коротко ответил Сокол. — А что до представления, то будь уверен, со всеми ними ты непременно познакомишься поближе, дай только срок. Что же касается этих многочисленных пирушек… Иногда у меня в один день происходило по три застолья с отвратительными руладами специально нанятых певцов, исполнявших бог знает что во славу очередного „крестного отца“.
А как-то раз меня познакомили даже с князем, аристократом Алессандро Ванни Кальвелло Мантенья де Сан-Винченцо. Этот человек принимал у себя даже английских королей и саму королеву». — «Знаю, — сказал Сальваторе. — Это он предоставил свой дворец Лукино Висконти. — Его взгляд сделался почти мечтательным. — Это именно там, несравненная и такая легкая, кружилась в долгом вальсе Клаудия Кардинале». — «Да, — кивнул Сокол. — Действительно неплохой фильм. И если мне ближе главный герой по прозвищу Леопард, то ты просто вылитый Танкреди».