Криминальные прогулки
Шрифт:
– Отвечай!
– Да отпусти ты! – разозлился Вячеслав Витальевич и оторвал от себя ее руку. – Вообще, что ли, уже…
– Это я – вообще?! – взвизгнула жена. – Это ты – вообще!
Вячеслав Витальевич понял, что назревает крупный скандал. Скандал этот был совершенно не нужен мэру, поэтому он направился к кровати, сел на нее и принялся надевать ботинки:
– Потом поговорим. Сейчас мне нужно отъехать по делам…
Никуда ему было не нужно. Но не оставаться же один на один с разъяренной бабой! Вернее, пока еще она не разъярилась, но Семенов знал, какой бывает Екатерина Илларионовна в кульминационные моменты гнева и как метко она может зашвырнуть в него какое-нибудь подвернувшееся под руку блюдо.
Так что теперь согнутый Вячеслав Витальевич сопя зашнуровывал ботинки и прислушивался к тишине, которая возникла в спальне. Эта тишина воистину казалась ему затишьем перед бурей – Екатерина Илларионовна всегда как бы «обмирала» за минутку до того, как ее эмоции выплескивались самым ужасным для супруга образом. Силы она, что ли, копила или злости набиралась – хрен ее знает. Скорее всего, и силы копила, и злости набиралась, потому что в такие моменты мышцы ее как-то напрягались, а лицо меняло цвет с нежно-розового на такой иссиня-красный, что даже гранатово-вишневая маска по сравнению с ним – тьфу.
Поэтому, когда Вячеслав Витальевич, зашнуровав наконец ботинки, поднялся, он даже не стал смотреть в сторону супруги, а прямиком направился к двери спальни. Он уже открывал ее, когда сзади послышался голос жены:
– Слава…
Семенов остановился. Голос был совершенно не таким, какой он предполагал услышать. Не было в нем ни злости, ни возмущения, ни угрозы. А была какая-то странная боль.
Вячеслав Витальевич обернулся и удивился еще сильнее. Жена стояла не красная, а, наоборот, бледная как мел и в глазах ее сверкали не огни ярости, а слезы.
– Ты что это? – даже покачнулся от неожиданности Семенов.
Екатерина Илларионовна умоляюще посмотрела на него и вдруг – вау! – бухнулась на колени.
– Не убивай его! – протянула она руки к мужу. – Пожалуйста, не убивай! – Тут слезы просто ручьями покатились из ее глаз и она шлепнулась на ковер лицом вниз.
– Да что с тобой? – бросился к ней Вячеслав Витальевич. – Что такое-то?
Он поднял жену и перетащил ее на кровать. И сам сел рядом с ней, успокаивая. А она все рыдала:
– Не делай этого! Не надо!
Сначала Семенов даже умилился: «Ну надо же, как она за меня переживает!» Потом насторожился: «А за меня ли она вообще переживает-то, а?» Но тут же и отбросил сомнения: «Ну конечно, за меня! Не за Широкова же!»
Однако скоро слезы жены начали его раздражать. В самом деле, не хватало еще из-за бабьей блажи отказаться от такой затеи!
– Ну хватит, – нахмурившись, сказал он. – Перестань.
Но Екатерина Илларионовна все не унималась:
– Не надо! Не надо!
Тогда Вячеслав Витальевич встал, поправил пиджак и сказал:
– Я уже принял решение. И менять его не намерен.
Жена поперхнулась плачем и закашлялась. Он пошлепал ее по спине и добавил:
– Так что можешь не реветь. Я не меняю своих решений.
Прокашлявшаяся Екатерина Илларионовна снова обрела способность к рыданиям, но не издала ни звука, а только устремила на мужа полный мольбы взгляд. Выдержать его было трудно, но Вячеслав Витальевич выдержал. Причем игра в гляделки длилась не так уж долго – вымотанная плачем супруга дрогнула, бессильно опустила голову и притихла.
– Так-то… – сказал мэр, после чего развернулся и вышел из спальни.
Как только за ним захлопнулась тяжелая дверь, жена подняла голову и прошипела:
– Ненавижу…
Соседа Корнева Турецкий еле выпроводил. Этот говорливый мужичок, распираемый сознанием того, что, отдав кассету, выполнил свой гражданский долг, застрял в дверях и, видя в Александре уже чуть ли не коллегу, рассыпался во всевозможных пожеланиях: «Всего хорошего вам, долгих лет, доброй службы, удачной карьеры и чтоб все пули – мимо, а все ордена – на грудь, и всего, всего, всего…» «Спасибо, спасибо… – приложил ладонь к груди Турецкий, а сам в который уж раз мягко подтолкнул мужичка: – Вам сейчас до конца коридора и направо, там лестница. Не забыли?» «Да не забыл! – махнул рукой мужичок и продолжил: – И еще желаю вам побыстрее поймать этого бандюгу! Душегуба этого, будь он неладен и сто якорей ему в… эту… гм… ну понятно куда». «Понятно, понятно…» – кивнул Турецкий и потянул на себя дверь, пытаясь закрыть ее перед самым носом мужичка, что было, конечно, невежливо, но сколько же можно?! Мужичок выставил на пути двери ногу и пообещал: «Если чего нужно – обращайтесь! Обязательно помогу!» «Хорошо, хорошо! – сказал Турецкий и закрыл-таки дверь. – Фу ты…»
Потом он вернулся в комнату. Так. Ну что, надо узнать, кому принадлежит черный автомобиль с пленки. Александр снял телефонную трубку и набрал номер начальника горуправления милиции.
– Никитин на проводе… – донеслось из трубки.
– День добрый, Павел Тимофеевич… – сказал «важняк». – Турецкий беспокоит.
Витя никак не мог прийти в себя. Его же чуть не схватили сегодня! Если б не везенье, то все. И как он сумел почувствовать в том бугае и коротышке с площади ментов? И главное – в самый последний момент уже с места дернулся. Еще несколько секунд – и они сами бы к нему ринулись! И повязали бы, как пить дать повязали бы – с таким амбалом разве справишься! Он так перелобанит, что покатишься по улице, как колесо, оторвавшееся от машины на повороте, – и быстро и криво! Хорошо, хоть те двое из наряда – сержантик да рядовой – хлипкими оказались… «Интересно, – подумал Витя, – выбил я сержанту хоть один глаз или нет? – Он почесал за ухом. – Хорошо бы, выбил… И хорошо бы – два!»
Витя шел по безлюдной улице на окраине города и озирался по сторонам: никого?
Никого.
Нет, как он все-таки ото всех ушел! А? Чинно ушел, да? На рынке сразу побежал к противоположному выходу, но народу было много, и пробираться сквозь толпу пришлось долго… И когда он оказался на другой стороне, то увидел, что выход уже перекрыт ментами, которые стоят с такими рожами, что сразу понятно: очень им хочется за своих отомстить. Витя тогда чесанул к запасному выходу, но и там дежурили эти крысы… А потом он увидел, как они шастают вдоль лотков, Витя даже пригнулся, но понял, что так вызывает только больше подозрений. Он забежал в туалет, сорвал там бороду и усы, затолкал в унитаз, сунул в карман очки и вышел другим человеком. Но фотографии этого другого были расклеены на всех углах, поэтому он закрыл лицо носовым платком, как будто пораженный внезапным насморком, и устремился к складам. Там стоял груженный какими-то тюками «зил», а водитель, на Витино счастье, куда-то отлучился, и Витя быстро залез в кузов и затаился там. «А вдруг эта машина не уезжает, а, наоборот, разгружаться приехала?» – обожгла его внезапная мысль. Масла в этот огонь добавили и грузчики, которые (он слышал) подвалили к машине и стали обсуждать между собой, кому лезть вверх, а кому оставаться внизу, принимая поклажу. Но тут к ним подбежал какой-то человек, очевидно бригадир, который заорал, что эту машину разгружать не надо, потому что ее только что загрузила другая бригада, в ней мусор и всякая дрянь! (Витя принюхался и только тут почувствовал, что пахнет действительно не духами.) Затем бригадир отправил грузчиков куда-то в другой конец складов и сам пошел за ними, по пути втолковывая, что если по утрам опохмеляться, вместо того чтобы собираться на летучку и слушать его (бригадира) указания, то тогда, конечно, очень легко можно ошибиться, что разгружать, а что, наоборот, загружать. «А если мы не опохмелимся, то вообще ни к чему пригодны не будем!» – резонно возразили грузчики, после чего все стихло. «Уф…» – Витя утер пот и через некоторое время услышал, как хлопнула дверца кабины. «Водитель!» – обрадовался Витя. Шум заведенного двигателя подтвердил его предположение. Машина тронулась, проехала метров сто и остановилась у ворот. «Что там?» – донесся до Вити резкий сухой голос. «Менты!» Витя вжался в ближайший тюк, готовый сколько угодно дышать бившим оттуда тухляком, лишь бы его не нашли. «Там мусор и всякая дрянь!» – повторил слова бригадира водитель. Витя подумал, что под «всякой дрянью» в таком случае можно считать и его. Это было обидно, но до обид ли теперь?! «Проверить, что ли? – Обладатель сухого голоса колебался, и в соответствии с его колебаниями Витино сердце то замирало, то снова начинало биться. – Пожалуй, проверю… – сказал милиционер. И Витино сердце встало. – Хотя – нет… – передумал милиционер. – Ну его… В дерьме ковыряться! – И сердце опять пошло. – Езжай!» – скомандовал страж порядка, и водитель нажал на газ. Машина выехала за ворота и влилась в общий транспортный поток. Еще минуту назад Витя жалел, что не знает ни одной молитвы, а теперь он даже посмеивался над собой: «Ишь ты… Так ведь и верующим недолго стать…» А становиться верующим ему не хотелось. Верующих, говорят, совесть заедает по любому поводу и без повода, а ему такой душевный дискомфорт не нужен… Тем более что толку от этой веры нет никакого. Он вон и без всяких молитв из ловушки выбрался! И теперь вот уезжает от своих преследователей! А куда, кстати, уезжает-то, а? Витя выглянул из-за тюка и осмотрелся. «Ага, к городской свалке направляемся…» – сообразил он.
В принципе это его устраивало. От свалки было не так уж далеко до места, где он прятал Ингу. Поэтому Витя не стал выпрыгивать из кузова на светофоре, а, принюхавшись, выбрал тюк, от которого не так несло всякой хренью, и развалился на нем, заложив руки за голову. Взору открылось выкрашенное в динамовские цвета небо. Витя не любил сочетание синего и белого, поэтому снова надел темные очки и из интереса попытался посмотреть сквозь них на солнце. Однако черное стекло оказалось плохой защитой от слепящих лучей и уже через секунду Витя вынужден был зажмуриться. «Да не устоит мрак пред светом…» – вспомнились ему прочитанные где-то слова. «Устоит…» – не очень-то уверенно, скорее убеждая сам себя, пробормотал Витя. Но на солнце все же решил больше не смотреть.