Криминальный пасьянс
Шрифт:
Его любимое детище, ЗАО «Петропорт», работало в полную нагрузку, но Генриху Вольфовичу этого было мало. С некоторых пор его не покидала мысль о создании круглогодичного морского трафика «Петербург — Владивосток — Петербург». К тому времени Кох имел надёжных партнёров по ту сторону границы, которые согласны были скупать всё, начиная от русской водки и леса и заканчивая красной икрой и нефтью.
Богатые природные кладовые Дальнего востока давно манили Генриха Вольфовича. К тому же наличие портового оборудования, позволявшего быстро и профессионально разгрузить контейнеровозы с красной икрой и крабами, а также недавно построенные современные складские помещения, оборудованные финскими холодильными установками, где могла храниться привезённая из Приморья продукция, ежедневно подталкивали его к активным действиям.
Желание воплотить мечту в реалии было так велико, что Кох попытался решить проблему с ходу, этаким кавалерийским наскоком, но неожиданно потерпел полное фиаско. Если в Петербурге и его окрестностях фамилия Коха, подобно сказочному «сим-сим», открывала двери любых кабинетов, то в Приморье на неё реагировали слабо, точнее сказать, вообще не реагировали. Ему решительно дали понять, что за этим богато накрытым столом места для него нет: всё давно поделено и распределено. Своим появлением Кох вносил ненужную смуту и ломал стройную систему незаконного распределения природных богатств Дальневосточного края.
Другому на его месте без всяких объяснений оторвали бы голову, а труп «забыли» бы в багажнике угнанного автомобиля. Однако Кох в уголовном мире был человеком уважаемым, поэтому с ним разговаривали холодно, но вежливо. Магия шестизначных цифр ожидаемой прибыли от контрабанды красной икры и крабовым мясом на местных авторитетов не действовала. Они и без Коха имели те же деньги при меньшей головной боли.
Стиснув челюсти и молча проглотив унижение, Кох, не теряя надежды, отправился на Сахалин. Ему было известно, что остров давно поделён на восемь частей и во главе каждой из них стоял местный Аль Капоне. Генрих Вольфович попытался собрать их вместе, но отцы местного криминала проигнорировали его предложение.
— Хочешь побазарить, приезжай! Водочки попьём, икорки покушаем, девчонок местных на любой вкус подгоню, но предупреждаю сразу: нам твой интерес без надобности, — сказал в открытую один из них, выразив общее мнение.
— Значит, разговора по-хорошему не получится! — подытожил Кох.
— По-хорошему не получится, а по-плохому с нами говорить не советую, — не скрывая неприязни, ответил младший из восьми авторитетов, которому при дележе досталась наименее экономически развитая часть острова, что заставляло его болезненно реагировать на любую, по его мнению, несправедливость. Кох понял, что в этой ситуации ему не удастся сохранить хорошую мину при игре не в его пользу.
Первым же рейсом Генрих Вольфович отбыл на материк. Перед тем, как войти в самолётное чрево, Генрих Вольфович обернулся, посмотрел на тяжёлые свинцово-серые облака, и нехорошо усмехнулся. Если бы эту усмешку видел кто-то из старых соратников Коха, он бы без карт Таро и гадания на кофейной гуще предсказал сахалинским «браткам» скорые и очень большие неприятности. Кох не желал крови, но его «опустили» прилюдно, и надо было срочно доказывать обратное. Обычно после таких неудавшихся переговоров, слово брал «товарищ Маузер».
В Петербург Генрих Вольфович вернулся в расстроенных чувствах. Над городом Петра Великого висели свинцово-серые тучи, очень напоминавшие облачность над Сахалином в день отлёта.
Генрих Вольфович посмотрел на серое небо и вновь нехорошо усмехнулся. Знающие люди сказали бы, что это означает окончательное принятие решения.
По приезду домой Кох вызвал к себе начальника службы безопасности.
— Надеюсь, что такое интервенция, тебе известно? — стараясь казаться равнодушным, спросил он у стоящего навытяжку Богдановича. Последний утвердительно кивнул и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— В таком случае готовь отряд интервентов на Дальний восток, точнее, на Сахалин, — закончил Кох.
— Воевать на чужой территории? Это неразумно! Нас вычислят в первый же день и перестреляют, как куропаток.
— Богданович, я тебе за что деньги плачу? Организуй прикрытие, отвлекающий манёвр, легендирование отряда. Мне что, тебя учить элементарным вещам? Иди и работай! На разработку плана и подготовку к отъезду даю неделю. Мне нужен Сахалин целиком, и я его получу! — сорвался на крик Генрих Вольфович и ударил кулаком по столу. Потом немного успокоился, задумчиво покрутил на пальце перстень с изумительной красы чёрным камнем и добавил: — Чего бы мне это не стоило!
В середине сентября 1890 года к сумрачным берегам острова Сахалин, устало попыхивая чёрным дымом и посверкивая выкрашенными перед рейсом бортами, причалил пароход «Ермак». Вместе с редкими пассажирами и несколькими членами команды на берег сошёл господин в добротном сюртуке модного покроя. На носу у него посверкивало позолоченное пенсне на шёлковом шнурке, а на бледном лице чётко выделялась клиновидная ухоженная бородка.
Господин не спеша огляделся вокруг и направился по пыльной просёлочной дороге вглубь расположившегося на берегу моря посёлка. Посёлок был небольшой, но добротный, с новыми деревянными тротуарами и одноэтажными бревенчатыми домами. За невысокими но крепкими заборами виднелись крытые тёсом крыши и доносилось мычание коров.
Навстречу приезжему господину дробно постукивая каблучками сапожек по тротуару, шла молодая женщина — не горожанка, но одетая с претензией на моду.
— Скажи молодка, как называется ваше село? — спросил господин в пенсне поравнявшуюся с ним женщину.
— Владимировка, барин! — поклонившись, охотно ответила женщина и одарила приезжего улыбкой.
На противоположной стороне улицы, прижимаясь к забору, в лаптях и заношенном армяке шёл ссыльнопоселенец, который по старой каторжанской привычке при виде господ за сорок шагов сорвал с головы войлочную шапку и поклонился в пояс.
Вернувшись после прогулки на борт парохода и уединившись в каюте, господин в пенсне записал у себя в поминальнике: «Владимировка произвела на меня благоприятное впечатление: дома крепкие, добротные. Всего 46 хозяйств, в которых проживают 55 мужиков и 36 женщин. Во Владимировке около 100 голов молочного скота. Хорошие покосы».
Размышление прервал вахтенный матрос, который передал господину Чехову просьбу капитана пожаловать в кают-компанию к вечернему чаю. Антон Павлович машинально достал из жилетного кармана луковку часов, щёлкнул крышкой и, взглянув на циферблат, утвердительно кивнул головой. Пора было переодеваться к ужину.