Крипт
Шрифт:
— А вот скажи мне, вот ты, человек ученый. Правда ли, что в городе Каннуока смотритель маяку не нужен? — приставал Варкяец. — Будто качает в фонарь земляное масло какая-то хитрая механика, и заводить ее всего раз в неделю требуется?
— Правда.
Жигимонт вздохнул:
— После победы себе такую поставлю.
Убегала по правую руку черная городская стена. Мигнули походни над воротами.
— Как мы в город попадем? — спросил Рошаль.
Жигимонт хмыкнул:
— А зачем? Через Плиску пойдем. Там какого-нито трактирщика расспросим, что в порту деется.
Плиской называлась здоровенная слобода,
Шла от слободы под Маячной горкой вдоль берега обводная дорога, позволявшая, минуя городские укрепления, попасть к складам, стоянкам судов, верфям, мытной площади и присутствию с комендантом. Огромный порт задами смотрел на кривую западную стену с прилепившимся к ней снаружи беспошлинным рынком, а лицом — в просторное устье реки Варкуши. Между вознесенными на рукотворные холмы маяками лево- и правобережья тянулось сплетенное из мелких цепей боновое заграждение и стоял на якорях патрульный халк.
Разгоняя плетками собак и пьяных, княжья свита вломилась в слободу и остановилась у трактира поприличнее. Над арочной его дверью светились не сальная плошка или коптящая походня, а взятый в чугунную решетку фонарь с заткнутой за него пасхальной вербочкой. Жигимонт с кряхтением спешился. Рошаля пришлось поддержать. Двигаясь, как деревянный, он следом за князем очутился в полутемном низком зале, освещенном огнем очага и полном гудения сдержанных разговоров. Над очагом на вертелах крутились подрумяненный кабанчик и дюжина кур. Слюнки потекли от одного их запаха.
— Пива!! — прорычал Варкяец. Хозяин трактира, узнав князя, сложился вдвое. — Людно тут у тебя.
— Ага, людно, — трактирщик щелкнул пальцами, подзывая подавальщика. — Так горе у нас, ваша мость.
Пятясь задом, он отвел гостей под лестницу, к одиноко стоящему столу.
— Садись, — Жигимонт хрястнул ладонью по дубовой скамье. — Рассказывай.
Трактирщик чиниться не стал. Вместе с гостями выпил, закусил и поведал, что имеет в деле убыток. То есть, пока не имеет, но будет иметь, потому как Стекольненский порт именным распоряжением принципала закрыт. Еще полбеды, если гуляки, поиздержавшись, станут просить в долг. И с простой пищей перебиться можно, — хозяин зажевал изрядный кус посыпанной укропчиком и тмином поросятины, — как гоны в Варкяе хорошие, и свинки, и телята в селах есть. Но вот из-за перебоев с пряностями и заморскими винами грядет Стекольне и хозяину лично полное разорение. Ну разве может добрый стекольненец обойтись без корицы, гвоздики, майорана, кориандра, перца красного и черного, куркумы или, положим, имбирного пива?.. Жигимонт Варкяец, высадив кулаком доску в столе и обильно залив беду пивом из глиняного ковша, признал, что не может. Канцлер Консаты с трудом сдерживал смех. Все понемногу подтягивались к столу, с позволения угощались и высказывали обиды.
— Шкипера да капитаны с утречка там сидят! — колобок в матросской куртке с оловянными пуговицами трясся
Жигимонт, закасывая рукава, вознесся над столом. Бородища его торчала гневной лопатой.
— Куда теперь? — спросил Рошаль.
Налитые кровью глаза князя обратились к нему. Через долгую минуту узнали.
— Дон Бог за нас. С капитанами поговорю — и в форт.
Канцлер тяжело вздохнул.
Перед ними расступились. Замахали вслед. Жигимонт вскочил на конь так легко, словно только что не всадил в себя полведра пива. Качнулся крест-накрест значок. Простучали подковы по песку и сорной траве.
— И не пущу! И сдохну, а не пущу! Пусть сдохну…
— Я князь!!..
Бледное, плоское, как блин, лицо расплющилось изнутри по решетчатому окошку. Запрыгали круглые, опушенные белесыми ресницами глаза:
— Кня-азь…
Немедленно взвился разноязыкий, как при столпотворении, гомон, накрыл приливной волной. Рошаль взялся за сердце.
— Все одно не открою. Хоть убейте.
— Сожгу.
Варкяец пялился исподлобья, казалось, присутствие загорится от одной выставленной бороды — и походню не придется подносить.
— Ты кто? — спросил Рошаль заоконного парня, поднятой рукой приказывая заткнуться всем у себя за плечами. Ворчащие капитаны и шкиперы примолкли.
— П-писарь.
— А комендант где?
— В форте.
— А помощник его?
— Тоже.
— Так что же, тебя одного отдуваться заставили?
— Не открою! Бумаги у меня.
— Родному князю перечишь, хам?! — зарычал Варкяец. — Выну, как крысюка из норы, да вверх ногами вздерну. Вражина!
— Парень исполняет свой долг.
— А я — свой, — отрезал князь.
Канцлер Консаты пожал плечами. Поглядел, как мечутся над короной форта огоньки. Даже если двинуть суда, как предлагали самые отважные и безрассудные, впритирку к крутому берегу, в месте, слепом для перекрестного огня, боновую сеть не прорвешь.
— Комендант нужен.
Князь хэкнул. Лапищей деликатно постучал в стекло:
— Эй, бобер?! Снесешь письмо начальнику?
В доме молчали.
— Ломай!!
Загремели цепи и запоры. Трясущийся парень показался на крыльце.
— Не… не надо ломать.
Жигимонт дал знак загородить его от разъяренных судовладельцев и капитанов — и весьма ко времени.
— Погодите! — выкрикнул. — Тихо!!
Раздул крупные губы:
— Вот что, писать мне недосуг. Так что сам с тобой пойду. Ты в ворота постучи да скажи, что письмо принес. Скумекал?
Луна ушла за стены и зубчатые крыши Стекольни. Извилистая дорога была темна. Внизу, почти заглушая другие звуки, ворочалось и билось о берег море. Вздымало кружевную пену. Робкий стук в ворота форта сперва никто не услышал.
— Кого там… леший принес?..
— Письмо… к-коменданту…
— До утра подождать не мог? Давай, что ли… — клацнула заслонка глазка. Ладонь в грубой латной перчатке загородила свет. Парень отклонился:
— Личное.
— Тьху. Нечто я коменданта из перин достану…