Крипт
Шрифт:
— Не знаю. А ты слышала?
И видела, и слышала, пробормотала Сабина себе под нос. Поняла, что уже довольно давно калит иглу, ладно, нитку не пережгла. Подула, тронула подушечкой пальца: вроде остыла. И воткнула в живую плоть.
Стежок. Узел. Стежок. Голова кружится… Вот бы князь глаза открыл. Нет. После.
— Сняла котелки? Пот ему вытри.
Майка подскочила. Ведьма успела пожалеть о своей просьбе, но не прогонять же девчонку…
— Ты… — она уставилась на красную полосу иглы, — его любишь?
Рыжая уронила полотенце:
— Ой… Я не
Она села у князя в ногах. Задумчиво потеребила кончик косы, по привычке сунула в рот.
— Я… он… Я всегда мечтала о таком отце! — выпалила она. — Чтобы понимал, и слезы вытер, и подарки дарил. Борька — тут другое.
— А Вик… граф Эйле?
— Ну-у… — Майка пожала плечами, как взрослая. — Он меня любит, кажется. Только не знает, что со мной делать.
Ведьма завернула иглу с остатками нитки в тряпицу, затолкала в кожаное гнездо внутри сумки с травами.
— Сейчас медом смажем, чтоб не гноилось. И чередой с малиной и шалфеем напоим. Как он? Вроде лучше?
Хмыканье раздалось из пустого угла. Майка, пискнув, скатилась с кровати. Спряталась в балдахин — и стала громко чихать.
— Убирайся! — рявкнула ведьма решительно. — Я тебя не боюсь!
— Ага, — рыжая икнула.
— А его? — колеблющиеся тени сложились в женскую фигуру. — Я ведь тоже ему верила.
Платье, широкое снизу и узкое в стане, распущенные волосы, вперенные в больного темные глаза.
— Сгинь, пропади!
— Н-не надейся.
— Всяк дух дона Господа хвалит.
Привидение не то усмехнулось, не то всхлипнуло.
— Вы это магистру скажите! У которого ни совести, ни чести — только Бог, Бог, Бог!!..
Незнакомка закрыла лицо руками, по полированным ногтям бежали отражения свечного огня. Подол колыхнулся, и испуганные девушки увидели под туфельками странной гостьи скомканные письма — распечатанные, надорванные, кое-где забрызганные бурым.
— Я… грамоте не знаю, — повинилась ведьма.
Майка наклонилась, прошептала:
— На английский похоже. Тут… тут стихи. Сейчас…
И стала переводить, запинаясь, дрожащим голосом:
В маленьком городишке
Зреют алые вишни
В маленьком городишке
Солнечная поляна
Кажутся очень странны
Две золотые свечки
На синей коже потока
Соцветий алая рана
В маленьком городишке
Странное происходит
Любят как ненавидят
Любят как перед смертью…
— Тут… размазалось…
Перец перебираю — горький,
Как чье-то сердце…
Сабина посмотрела на девчонку с уважением.
— Даже если он не знал, — плакало привидение. —
— Ты что? — Майка покрутила пальцем у виска. — С дуба упала?
Кольцо, подаренное Иваром, метнуло лиловый зайчик на парчу тяжелого платья, осветило черное пятно с обугленными краями у женщины на груди — и призрак сгинул. Испарился. Исчез.
Подружки обнялись, все еще дрожа и клацая зубами. За окном рокотал отдаляющийся гром.
— Тише, — подняла палец Сабина.
Резко, настойчиво стучали в дверь.
Допрашивали Сабину двое: Виктор граф Эйле, напоминающий Ивара широкоплечий русоволосый красавец, и сухощавый иноземец с выдубленной кожей, похожий на соборную статую и столь же жесткий в обращении. Сабина старалась не лгать: за собственную жизнь она боялась, но куда больше пугало, что ей не позволят оберегать дона Кястутиса. Ведьма стискивала пальцы до кровавых лунок от ногтей на ладонях и молилась, молилась, молилась внутри себя, робким наивным голоском отвечая на неприятные, каверзные вопросы. Шкурой чувствуя опасность, исходящую от иноземца, к которому граф Эйле попросту обращался «Рошаль».
— Итак, ты искала в Эйле работы.
— Верно, добрые господа.
— Господские пороги обивала, одолевала селян просьбами тебя в поденщицы взять… — Виктор покрутил скрещенными пальцами перед грудью. Глаза у графа, приметила Сабина, были запавшими и нездоровыми.
— Дона Ма… графиня Эйле похлопотать за меня обещала.
— Графиня? — вызверился дон. — Разложу дуру на ковре да высеку!.. — и стал судорожно тереть след зубов на запястье — метку от защищавшей подружку дочери.
Рошаль непочтительно хмыкнул, сверкнув ослепительными зубами. Но сказать ничего не успел. Двери хлопнули, пропуская князя Кястутиса с повисшей на его локте рыжей. И глаза Майки, и кольцо на пальце сверкали сердито и задорно.
Ивар отстранил девушку, сел в свободное кресло, растопыренными пальцами запретив кидаться на помощь. Юная ведьма смотрела, распахнув рот, удивляясь, как они с Виктором похожи и какие разные. Граф был при полном параде, с клинком у пояса. Ивар обошелся штанами и рубашкой, из-под которой виднелись бинты. Он был похож на раненого комиссара — вот только Сабина комиссаров никогда не видела: ни раненых, ни здоровых.
— Дон Виктор, граф Эйле и Рушиц, — Ивар уставил на двоюродного брата зеленющие колдовские глаза. — Я прошу у вас руки вашей дочери… для моего банерета дона Боларда, барона Смарда.
Майка, пискнув от счастья, повисла на князе, заставив его застонать сквозь зубы. Виктор закашлялся, уткнувшись тяжелым лицом в бобровый воротник. Даже Рошаль переменился в лице.
— М-м, — сказал граф Эйле, прокашлявшись. И сделал вид, будто обнаружил Майку только что: — А ты что здесь делаешь? Я тебя запер.
Девчонка предусмотрительно нырнула за кресло Ивара.
— Я плакала — и он меня услышал, — она незаметно показала отцу язык. — И Сабинку в обиду не даст. Вот вам!
Ведьма густо покраснела и потупилась.