Критические статьи, очерки, письма
Шрифт:
Здесь двенадцать писем. Будьте так любезны отослать пять из них почтой, а семь остальных переправить адресатам, — с большинством из них вы часто встречаетесь.
В. Гюго.
Огюсту Вакери
Благодарю вас, дорогой Огюст, за ваше милое письмо. И вы и Мерис пишете мне именно то, что я думаю сам; значит, мы все трое приходим к одному и тому же заключению. Ваше предложение, чтобы каждая серия как бы представляла вкратце всю книгу в целом и
262
27 марта 1859
Легенда о человекеили
Легенда веков.
Оба заглавия хороши. Если Этцель на этом настаивает, можно назвать первую серию «Маленькие эпопеи»; величие общего заглавия спасет неудачный подзаголовок. Что вы на это скажете? Что скажет об этом Поль Мерис? Я скоро напишу ему. А до тех пор будьте так добры прочесть ему это письмо. Когда пойдет пьеса «Мужчина изменчив»? Мне кажется, что даже здесь будут слышны рукоплескания. Мы напряженно прислушиваемся, устремив взор в сторону Парижа.
Будьте добры передать эти два письма Вите и Люка. Прошу извинения и заранее благодарю.
Весь ваш
В.
Шарлю Бодлеру
Отвиль-Хауз, 6 октября 1859
Ваша статья о Теофиле Готье — одна из тех статей, которые властно будят мысль. Уметь заставлять думать — это редкая способность, это дар избранных. Вы не ошиблись, предчувствуя, что между нами должны возникнуть некоторые разногласия. Я понимаю вашу философию (ибо, как всякий поэт, вы — и философ), больше того — я не только понимаю, я даже готов признать ее. Но у меня своя философия. Я никогда не говорил: «искусство для искусства», но всегда провозглашал: «искусство для прогресса». А по существу это одно и то же, и у вас слишком проницательный ум, чтобы не почувствовать этого. «Вперед!» — восклицает прогресс и точно так же зовет вперед искусство. В этом слове и заключается вся сущность поэзии.
Что вы делаете, когда пишете поразительные стихи, подобные «Семи старикам» и «Старушкам», которые вы посвятили мне и за которые я благодарю вас? Вы движетесь вперед. Вы обогащаете небесный свод искусства каким-то новым, мертвенно бледным лучом. Вы рождаете еще не испытанную доселе дрожь.
Искусство уже неспособно совершенствоваться. Об этом я, кажется, сказал одним из первых, следовательно, я знаю это. Никто уже не может превзойти Эсхила, никто не превзойдет Фидия, но можно стремиться к тому, чтобы стать равным им, а для этого необходимо все шире раздвигать горизонты искусства, идти все выше, все дальше, двигаться все вперед. Но поэт не может идти вперед один — рядом с ним должен идти человек. Человечество движется вперед теми же шагами, что и искусство. А значит — слава Прогрессу.
Ради него, ради Прогресса, выношу я сейчас все страдания, ради него готов я на смерть.
Теофиль Готье — великий поэт, и вы воздаете ему хвалу, как это сделал бы младший брат по отношению к старшему; да вы и в самом деле его младший брат. У вас благородный ум и сердце, полное доброты. Вы пишете проникновенные и часто очень светлые произведения. Вы любите прекрасное. Дайте же мне руку.
Виктор Гюго.
А что касается преследований, то они — удел великих. Мужайтесь!
Шарлю
18 октября 1859
Благодарю, поэт, — в четырех строках вы написали замечательные слова о «Легенде веков». В письме вашем отразилось ваше искреннее сердце, ваш глубокий ум. Чем больше будете вы раздумывать над тем, что я написал вам, тем больше будете убеждаться, что между нами нет разногласий, — одним и тем же путем мы идем к одной и той же цели.
Объединимся же под знаменем идеала — великой цели, к которой устремляется Человечество в этом вечном двойном движении вперед: Искусстве и Прогрессе.
Жорж Санд
Отвиль-Хауз, 20 декабря 1859
Благодарю вас за ваш прелестный отзыв о «Легенде веков». Вы пишете о моей книге в выражениях, которые заставили бы возгордиться самого Гомера. Я счастлив, что она привлекла на несколько мгновений ваш прекрасный и чистый взор.
А моя душа сейчас удручена глубокой скорбью. Они убили Джона Брауна. Убийство было совершено 2 декабря. Объявленная ими отсрочка оказалась гнусной хитростью, средством усыпить всеобщее негодование. И это сделала республика! Какое же это мрачное безумие — владеть людьми. Видите, куда это ведет! Свободная нация убила того, кто боролся за свободу! Увы, сударыня, сердце мое стеснено горем. Когда преступления совершают короли — это еще куда ни шло, преступление короля — вещь естественная; но преступление, совершенное народом, — этого не в силах перенести тот, кто мыслит.
Я перечитываю ваше замечательное письмо с чувством восхищения, и это немного утешает меня. У вас тоже свои испытания, сударыня. Для меня, так часто мысленно созерцающего вас, они еще увеличивают нежную и гордую ясность вашего лица. Я уважаю вас и восхищаюсь вами.
Виктор Гюго.
Теселю из «Independance Belge»
Январь, 1860
Я только что прочитал вашу превосходную статью о деревенских романах Жорж Санд, статью одновременно и прекрасно написанную и весьма серьезную. Я согласен с ней всем сердцем и благодарю вас за то, что вы воздаете хвалу Жорж Санд именно сейчас.
В наши дни появилось скверное обыкновение высказываться против этой прекрасной славы, против этого высокого ума. Первые симптомы этой довольно распространенной эпидемии появились уже несколько лет тому назад.
Никто больше меня не признает необходимости возвышенной и серьезной критики, которой подлежат даже Эсхил, Исайя, Данте и Шекспир, той критики, которая имеет такие же права обнаруживать недостатки в творениях Гомера, как астроном — находить пятна на солнце. Но вся эта дикость литературной вражды, все это неистовое ожесточение мужчин против женщины, все это чуть ли не прокурорское красноречие по отношению к благородному и прославленному писателю удивляют и глубоко оскорбляют меня.
Жорж Санд — это светозарное сердце, прекрасная душа, благородный и могучий воитель прогресса, светоч наших дней; она гораздо более сильный и подлинный философ, чем некоторые людишки, получившие за последнее время большую или меньшую известность. И этот-то мыслитель, этот поэт, эта женщина — жертва слепой и несправедливой реакции! Я повторяю это слово: «реакция», ибо оно имеет много значений и выражает собой суть дела.
Что касается меня, то никогда я еще в такой степени не чувствовал такой необходимости выразить Жорж Санд свое уважение, как сейчас, когда ее оскорбляют. Я был бы очень огорчен, если по досадному недоразумению «Легенда веков» не дошла бы до нее. Ведь она может воспринять это как невнимание, в то время как именно сейчас я предан ей больше чем когда-либо.