Критический эксперимент
Шрифт:
– - Ну и что мне делать?
Чиновник выдал еще несколько длиннющих фраз, а сержант лениво пояснил:
– - Немчура бает, шо ваше благородие может судиться с господином фон Штруделем, но сей фон кудай-то смылся от долговой ямы.
Я понял, что остаюсь на улице с двумя рублями денег и с рекомендацией весьма сомнительного свойства. Оставалось идти к генерал-губернатору за назначением. Туда я и направился.
Против ожидания, ждать меня заставили не очень долго. Судя по всему, чиновников был большой недобор. Генерал лично говорил с каждым кандидатом на должность. Но по разговорам
Я успел заодно прочитать рекомендацию. Кое-что хорошее в ней было, говорилось об умении красно складывать слова, об умении быстро сочинить много длинных бумаг по случаю, о том, что ради праздников складывал недурные вирши, о том, что церковь никогда не хаял и регулярно причащался. Было и нечто, что могло и понравиться, и не понравиться. Не пьет, не курит, носов никогда не берет. Каких еще <<носов>>? А, тех, что с ударением на первом слоге: подношений! Были и прямо отрицательные характеристики: подвержен приступам лени, язвит начальство, в плохих отношениях со многими сослуживцами.
Генерал лично просмотрел мои бумаги и сказал:
– - Теперь понятно, почему до седых волос дожил, а остался асессором. Ну, у меня, братец, не поленишься. Пойдем, дам тебе работенку как раз для твоего красного слога. Может, там и вирши сложишь.
Я обреченно поплелся за генералом.
Застенок
Генерал спустился в застенок под замком. Я уныло следовал за ним.
В застенке на дыбу был вздернут рыжий мужичонка. Палач стоял в стороне, видно, передыхал. Мужичонка закусил губы и лишь постанывал. Спина его была в крови: видно, катюга уже как следует поработал кнутом.
За столиком сидел чиновник в сбитом набок парике и уныло смотрел на протокол.
Генерал спросил:
– - Ну как, вор и изменник Ванька? Молчит?
Чиновник ответил:
– - Не молчит, а матерится. А больше ничего от него не добились.
– - Ну ладно, иди к себе. Купцы уже заждались. Я тут постоянного писца привел.
Я вздрогнул. Значит, меня собираются заставить сидеть в таком месте и записывать показания, вырванные под пыткой, и наблюдать все эти мучения все время. Да, влип! Вот тебе и герой!
– - Ну-ка, погрей его веничком, а то у него спинка замерзла, — сказал кату генерал.-- Ты, асессор, записывай, чего сказывать-то будет сей предатель и вор. А я пошел.
Генерал повернулся и быстрым шагом вышел.
Кат взял березовый веник, окунул его в огонь, подождал, пока загорится, и как протянул Ваньку поперек спины. Меня чуть не вырвало, и, чтобы все это не смотреть, я стал механически записывать все, что орал Ванька:
<<Катюга сраный, мандавошка…ная! Кукишем крестишься…сос генеральский! Черти тебе на том свете за это всю…>> — и далее матом, матом, виртуозно, многоэтажно.
Кат дал Ваньке отхлебнуть воды, чтобы у того в горле не пересохло и пытуемый мог говорить дальше. Судя по всему, эта ругань его забавляла.
За всю пытку была сказана всего одна деловая фраза, но она мне все пояснила: <<Фридрихус всех наших древлих примает, а вас, кукишников, объ…бает!>> Стало ясно, что Ванька играет идейного агента пруссаков, старовера, который так ненавидит Россию, крестящуюся кукишем, что готов пойти против нее с любым союзником. Но по мату было видно, что старовер-то он весьма грешный, два пальца для него скорее прикрытие. Так что здесь пахло не идеями, а тем, что не пахнет.
По ходу дела Ванька выдал даже большой петровский загиб, и я его тоже занес в протокол.
Ваньку одели и увели. Я поднялся к генералу и попросил у него разрешения посидеть в конторе до утра при свече, дабы перебелить протокол. Тем более и идти-то мне на самом деле было некуда. Генерал несколько удивился такому служебному рвению, и разрешил.
Я вышел, купил пару хлебцев за копейку, вернулся в контору, сел и начал уныло смотреть на запись речей ругачего предателя. Перебелить, выкинув мат, означало оставить пару фраз. Вместо рвения выйдет сплошное выпендривание. И тут мне пришли в голову какие-то обрывки из исторических романов о характере Елисавет Петровны, которая очень любила шутку на грани фола, но именно на грани, и все время мучилась от скуки и искала свеженьких развлечений без откровенного неприличия. И мне пришла в голову безумная идея: переписать <<скаску>> в приличных словах, сохранив все загибы.
Начал я прямо с большого петровского загиба и получил следующий текст:
<<Мать твою поперек заднего места имети, грушу тебе в передницу, гвоздь в подпередницу, ведьму в зад, головню в рот, дьявола в затайное место, гноя на тайности, адмиралтейская дырища, гангрена подконечная, мышь любострастная, автомат дырявый, дорожная подприставалка, дерном дырища покрытая, дегтю влитая, удорык одноногий, чревотень безногая, хавронья недолюба, пипишка перелюба, глиста передодырная, говядина моченая, горшки прозевал, гусовал, передний гужевал, воронье гнездо во лбу, полк в переду, садник на кусте\dots>> и так далее до финала.
Далее перевести все заковыристые выражения Ваньки Подкаинщика было уже просто. Но заняло это всю ночь.
В пять часов утра пришел губернатор, глянул на мой текст, отругал за корявый почерк и массу ошибок (все время забывал еры да и с точкой, а яти вообще ставил как попало), но затем расхохотался.
– - Ну и что же с такой сказкой делать?
И тут меня понесло:
– - Я слышал, наша матушка-императрица очень любит хорошую шутку. Смею надеяться, ей понравится.
– - Будет она, что ли, читать такую длинную бумагу?
Я изобразил глубокое раздумие:
– - Правы, ваше выскоблагородие, я-то об этом и не подумал! В Харькове я обычно свои сочинения сам и читал начальству, дабы ему приятнее и понятнее было.
– - Ну и дурак же ты, Петров! Поручик князь Дундуков грамотен и с приятным голосом. Да и внешностью не подкачал. Пошлю-ка я его с пакетом и с коротеньким письмом, что он должен прочитать секретную бумагу лично императрице наедине.
Я отметил на всякий случай, что во времена Елисавет Петровны уже все русские офицеры были грамотными, так что князь на самом деле более чем грамотен.