Критика нечистого разума
Шрифт:
Дивный хрупкий мир
Допустим, люди очнутся. Прекратят «делать ненавистную работу ради того, чтобы покупать ненужные вещи». Первое, что возникнет, будет не рай, а весьма опасная ситуация. Собственно, одна из задач «общества потребления» — чтобы именно она и не случилась. Мир «освобожденного времени» рискует оказаться миром преступным: слишком многие понимают свободу как произвол. Но если пересмотреть саму идею правосудия? Не «исправление» во главе угла. Не «наказание» даже, ибо там «справедливое воздаяние» как баланс между обществом и преступником, т. е. учет интересов преступника. А некая «выбраковка». Преступник более не гражданин, т. е. не носитель прав. Его благо не
Насаждая вежливость
Дуэли несли тишину и мир, ибо не могли случаться часто. Между ними — этика и эстетика обходительности: если не дом культуры, то его фундамент. Достаточно почитать письма людей того времени, какое почтение к собеседнику, какой тон. Как они несли себя по жизни — как нам это представить? Оптимальнее всего дуэли на генераторе случайных чисел, чтобы не тратить время на изучение техники убийств и увечий (техника убийств интересное дело, но ведь не всем, в жизни много другого интересного). И обязательно: такая традиция может обретаться только в «своем кругу» (с быдлом же толкует полиция). То есть, как ни странно, мочить друг друга таким образом имеют право лишь хорошие люди.
Подлинник и копия
Профессия бесчеловечна — что тебе в том, чтобы тупо дублировать миллион каких-то других людей? — и уже не профессия там, где возникает неповторимость личного дела. Призвание как дело, рождаемое с тобой, рождающее тебя. Профессия истощает и в конечном счете убивает, а дело умирает с тобой, делая мир беднее на твою бесконечность.
Плевки туда и сюда
Тип человека, яро презирающего все, хотя бы чуть глупее его, вяло равнодушного ко всему, хотя бы чуть умнее (радикальные идут дальше, у них презрение в обоих случаях). Позиция, мало оставляющая шансы разумности состояться вокруг тебя и с тобой, но, увы, слишком естественная. В некоем роде это всегда позиция большинства. Даже почти не зависимо от уровня интеллекта, культуры и т. п. Планки будут разные, да. Планка повышается. Но самая позиция, тип реакции — остается. Интеллигент, что касаемо такой привычки, мало отличен от простого народа. Чтоб это в тебе не работало, надо что-то делать специально.
Другой как учитель зрения
Другой — не совмещение одновременно напротив тебя субъектности и объектности, но, как писал Делез, «структура поля восприятия». Проще говоря, Другой — то, чем мы видим, слышим, знаем. Короче, чем мы дифференцируем мир как сложный, с качествами, степенями, игрой переходов, смыслами. Мир без Другого был бы прямым углом и черно-белой колдобиной.
Сексуальная зачетка
Ценность секса, разлитая не в процессе, а в презентации, в общественно-признанном результате, в «зачетке» — в конечном счете, еще одна репрессия человечества. Имеющая малое отношение и к удовлетворению, и к наслаждению, и к удовольствию (если полагать, за некоторыми авторами, что это три разных штуки). Но «зачетка» — штука явно четвертая. В принципе, все реальные сладострастники, да просто честные разумные люди — выкинули ее на фиг… Но многим она лежит грузом — на уме, на сердце, на члене.
«Проклятие рода людского»
Симптом: у этого мира болит человек, разлученный трудом со своей сущностью. «Человеческое существование есть смерть, проживающая человеческую жизнь». Наша сущность как практикование нетождественности. А труд это наоборот. Прижизненная смерть в тождестве себе через тождество шаблону.
Можно различать «труд» и «деятельность». Главным результатом деятельности, в отличии от труда, будет способность к деятельности большей. Человек как автор самого себя. И это ему самое главное. Сюда же фраза Фуко о том, что дело интеллектуала — изменение себя и других. А если не только «интеллектуала»? Если это возможность каждого, кто решился пожить по-людски?
Суть в том, что это возможно не в любой социальной позиции. Политикой было бы — создание и защита таких позиций. Ибо это уже «социальное», и должно решаться в «социальном». Отчуждение, когда не люди устанавливают отношения, но отношению — людей, не люди вступают в связи, но связи, наличную до нас, за нас и без нас — вяжут социальную ткань людьми.
Это по-своему оправдано (социальное зло обычно так и оправдано, как «меньшее зло»). Есть социальные зоны А, умирающие без надзора и жандармерии. И социальные зоны Б, только и возможные без нее. Формула очеловечивания нашего мира: А меняют на Б. Далее пусть решаются люди, или уж не решаются, сливая жизнь в унитаз.
К бесправию человека
Права человека только возможность права: свобода передвижения при наличии денег, свобода печати при наличии своих СМИ, и т. п. Везде нужен ресурс. Отсутствие запрета на ресурс незаметно выдается за большее. Нет запрета лететь в космос, но это ли синоним всеобщего права на то? И еще вот одно, простейшая обманка: свобода выборатам, где должно быть свободе решения.
После экономики
Злокачественная стадия «прогресса» началась, когда НТР, вместо упасения времени, как то виделось утопистам 19 столетия, подключили к созданию «орбитальных масс» (термин Ж. Бодрийяра), где-то во второй половине 20-го века. Совершенно лишние, с точки зрения естественности телесной и искусственности духовной: производства, товары, денежные массы, их производные, производные производных и т. п.
Подлая черта экономики как механизма вечного круга производства нехватки и ее уныло-злобной окрестности. Мир, собранный вокруг идола недостачи. Механика его закольцована: предпосылки всегда возвращаются результатом. Человечен ни рынок, ни план, но снятие к черту — того и другого в какой-то иной модели.
Хватит делать «качественный продукт». Произведение не продукт, ибо не уничтожается в потреблении, а, наоборот, размножается им. «Экономика знания» невозможна именно в силу того, что знание — не продукт.
Возможен мир как фабрика; мир как лагерь; мир как базар; мир как окоп и даже мир как помойка. Тогда все пронизывает имманентная логика — фабричная, базарная, окопная — расставляя смыслы, институты, людей. Наши блаженные острова были бы: мир как семинар, мир как школа.
Переход от производства вещей-услуг и всего, что потребимо на манер их — к производству человеческих отношений, или, иными словами, к производству самого человека.
Творчество, в отличии от труда, способного на создание товарной предметности, создает, в главном, сами способности. «Продукты» — всего лишь полезные отходы деятельности, созидающей сами наши способности, или, беря в квадрат, саму способность к новым способностям. Можно добавить: в отличие от труда, творчество завязано на общение.
Мышление как расставание
Подлинно живем, когда внутренне умираем. Мышление — как расставание с собой, обретение себя. Оно соответствует сущности. Мышление — кайф, хотя его единственный стимул зачастую боль и невыносимость. Проблема: мыслить можно далеко не любому, ибо мыслить можно далеко не везде (Георгий Щедровицкий, публично отлучающий от мышления «свинопасов», ибо мыслит не человек, а «социальное место на психофизиологии человека»). Утопия: общество, где мыслят везде.