Кривая сосна на желтом обрыве
Шрифт:
– А как ты ездишь?
– Пока не попался.
– А Муса как ездит? Хоть бы и попался, у нас все тут свои.
Тут прав был Ваха, у нас в городишке все всем родня, знакомые и приятели. Если не влипать в ДТП, то вызовут родителей, и дело кончится магарычом. В чужом районе так уже не выйдет.
– А на чем ездить будет?
– Я ей "Ягуара" купил, однако. Пойдем посмотришь.
Ягуаром оказалась белая копейка доисторического года выпуска, еще из фиатовских деталей. Не гнилая, битая, но добротно деланная,
Учиться начали, когда отстрелялись все. Я со стрельбища забрал Аминат, за компанию - Ваську, заехали в дом за Мунир и Мадиной. Не думал, что у мелких получится крутить баранку, у копейки руль тугой. Но ручонки у мелких оказались не по годам крепкие. И то посудить, Петрович сколько отжиманий им каждую тренировку заряжает? Меньше, чем старшим, но тоже будь здоров. Только с педалями путались. Но это, как в стрельбе, только практикой дается.
Так и прокатались до обеда. Перед обедом Бике-ханум девчонок отозвала помогать накрывать на стол, и докатывались мы с Васькой, пересев на козлика.
А вот за столом девчонок не было. Плов-шашлык они только подавали и виноградный сок. Я про себя порадовался, что не надо отбиваться от выпивки. Мне и сок этот по большому счету нельзя. И белые лепешки в основном вприглядку. Зато баранины, особенно такой постной, можно хоть две порции.
Аминатка, видно, перехватила чего-то на ходу. Ее отпустили с нами, под честное слово Петровича, что я ее обратно довезу.
Васька по дороге удивлялся:
– Ну и стреляет твоя мама! Это что, все чеченские женщины такие?
На что получил ответ неожиданный:
– Мама у меня не чеченка, она даргинка из Дагестана. А стрелять ее отец уже здесь учил. Говорил, их в первую зимовку здесь волки в осаду взяли и чуть не прорвались в загон. Ружье лишнее было, а толку что - она не знала, с какого конца за него взяться. Теперь - пусть попробуют!
– она засмеялась.
– Это так точно, - согласился я, припомнив внушительную батарею Садоевых.
– Вот и вы учитесь, - ввернул Петрович.
– С вас только патроны. Самые дешевые, учебные для мелкашки - двести двадцать пачка. С более дорогим и сложным не заморачивайтесь, не надо вам такого пока. Поскольку вам патронов не продадут, то с вас только деньги.
Подъехали к дому тренера, выгрузили его сумки, одну с оружием, а другую с гостинцами, и как-то неожиданно получилось, что мы оказались у него на просторной кухне за чаем.
Чай в глиняном чайнике оказался зеленым. Чашки тоже были глиняные, без глазури, только украшенные китайскими иероглифами по бокам. Я посмотрел на плошки с угощением - может, там тоже есть рисовое печенье? Нет, только пирожки, их пекла мать сенсея, Марья Кондратьевна. А в доме жили они вдвоем. Я это вычислил в прихожей. Там стояли только мужские ботинки и старушачьи боты. Ни сапожек на каблуке, ни детской обуви.
Васька, бестактный человек, так и спросил:
– Вы, Вячеслав Петрович, не женаты?
Я подумал, сейчас вкатит ему сенсей подзатыльник. Нет, усмехнулся и сказал:
– Я, ребята, вторично холост. Но прошу об этом больше не спрашивать и невест мне не сватать. Ясно?
– Осс, - ответила за все Аминатка и сама влепила Ваське подзатыльник:
– Балбес!
Так и просидели за чаем до самой тренировки. Дома я не был день-деньской. Но поскольку мне названивали каждые час-полтора, то старики не особо беспокоились.
Так и прокатились все каникулы: стрельба, потом чистка ружей, этому нас тоже научили. Раза три спарринговали с парнями Сдоевыми, цепкие, хваткие ребята, одно слово - борцы, на захват подпустил - считай, пропал, не выпустят. Потом катание с девчонками. Мелкие бестолковились, отец махнул на них рукой и велел занятия прекратить и вернуться помогать матери. Но Аминат к концу недели довольно уверенно переключала скорости и почти не глушила машину на старте. Потом - к Петровичу, пить зеленый чай с пирожками и разговаривать на всякие-разные темы.
У него хорошо сиделось и разговаривалось. Ни телевизора, ни компьютера принципиально сенсей не имел. Дивидюшник только, на котором нам показывал бои и тренировки знаменитостей, начиная от Брюса Ли и кончая Федором Емельяненко. Вообще жил очень просто: в комнате ничего лишнего, все излишества у него размещались во дворике, оборудованном для тренировок. Но туда нас, как он объяснил, пригласит только тогда, когда мы сдадим хотя бы на красный пояс. То есть к лету, если постараемся.
А на второй день после начала занятий в школе мы вляпались в драку.
Точнее не сказать: именно вляпались. А попробуй не вляпайся.
Как получилось? Мы и в школе продолжали держаться вместе втроем - как-то уже привыкли. С Аминат мы и так сидели за одной партой, не разлей-вода, а на перемене к нам присоединялся Васька, и мы болтали о своем, нам интересном. Тренировки и стрельбище. Остальным это было неинтересно и вообще-то незачем. Не велел нам трепаться перед посторонними Петрович, и Ваха дочке то же самое говорил. Десять минут у окна в коридоре, а потом звонок, и по партам, благо классы рядом.
Короче, расклад такой: мы с Васькой стоим спиной к окну, Аминатка перед нами, что-то рассказывает. А сбоку подходит одиннадцатиклассник Вадя Цвеленев и внаглую хватает Аминатку за задницу.
Та разворачивается и вкатывает ему классическую оплеуху - аж голова мотнулась у Вади, хоть он и ростом под два метра.
Вадя с криком:
– Сука, нацменша, тебе белый человек одолжение делает!
– одной рукой бьет Аминат по лицу, та блокирует - это уже на автомате, это же первое и ежедневное упражнение, - а второй хватает за грудь.