Кривой дом (сборник)

Кристи Агата

— Понимаю. О каких ваших расходах вы упомянули?

— Иногда приходится ездить в разные места. Трудно все предвидеть заранее.

— Я бы предпочла знать,— холодно проговорила она.

— Вы узнаете. Будете получать от меня точную информацию, И сможете возражать, если вам что-либо не понравится.

— А каков должен быть, задаток?

— Сто долларов меня устроят.

— Надеюсь.

Она допила портвейн и снова наполнила бокал. На этот раз старуха не вытерла губы.

— От людей вашего положения, миссис Мардок, я не всегда беру аванс.

— Мистер. Марлоу, я очень строгая женщина, но вас это не должно пугать,— предупредила она.— Если вы будете меня бояться, от вас не будет никакой пользы.

Она неожиданно засмеялась, а потом слегка рыгнула.

— Это все моя астма,— нимало не смущаясь, сказала она.— Я пью вино как лекарство. Поэтому и не предлагаю его вам.

Я положил ногу на ногу, надеясь, что это не повредит ее астме.

— Деньги не имеют большого значения,— продолжала миссис Мардок,—Женщина в моем положении всегда может позволить себе потратить большую сумму. Надеюсь, вы останетесь довольны своим гонораром, Дело заключается в том, что у меня украли ценную вещь. Я хочу вернуть ее, но не просто вернуть. Я не хочу, чтобы за кражу кого-либо арестовали. Вор является членом моей семьи.

Старуха отпила глоток портвейна и улыбнулась.

— Это сделала моя сноха,— пояснила она.— Очаровательная молодая женщина, упрямая как ослица.

Старуха с неожиданным блеском в глазах посмотрела на меня.

— У меня есть сын, проклятый дурак,— продолжала она.—Но я очень люблю его. Около года назад он совершил идиотский поступок: женился без моего согласия. Это была глупость, потому что он не способен заработать себе на жизнь и у него нет денег, кроме тех, что я даю ему на расходы. А я не очень-то щедра. Леди, которую он выбрал или которая выбрала его,— певичка из ночного кабаре. Некая Линда Конквист. Они живут здесь, в этом доме. Мы не ссорились, потому что я не позволяю людям ссориться со мной в моем собственном доме, но хороших отношений между нами не сложилось. Я оплачивала их расходы, дала каждому из них по машине, покупала этой леди одежду и так далее. Не сомневаюсь, что она находила жизнь очень скучной. Не сомневаюсь, что она считает и моего сына скучным. Я сама нахожу его скучным. Во всяком случае, она неожиданно уехала неделю назад, не простившись и не оставив адреса.

Старуха закашлялась, поднесла ко рту платок, потом громко высморкалась,

— Пропавшая вещь — это монета,—продолжала она.— Редкая золотая монета, именуемая дублоном Брашера. Этот дублон был гордостью коллекции моего мужа. Я плохо разбираюсь в таких вещах, а он-то разбирался. После смерти мужа, четыре года тому назад, я храню коллекцию нетронутой. Она наверху, заперта в несгораемой комнате в несгораемых ящиках. Она застрахована, но я еще не сообщала о краже и, если будет возможно, не стану этого делать. Я уверена, что монету взяла Линда. Говорят, что монета оценивается в десять тысяч долларов. Это специальная чеканка.

— Но ее, должно быть, трудно продать, —заметил я.

— Возможно, я не знаю. До вчерашнего дня я вообще не знала о пропаже монеты. Я бы и вчера не заметила этого, поскольку не подхожу к коллекции, если бы не позвонил некий Морнингстер из Лос-Анджелеса. Он позвонил, назвался торговцем редкими монетами и спросил, не продается ли Брашер Мардока — он так и выразился; «Брашер Мардока». Трубку взял мой сын. Он сказал, что вряд ли монета продается, но посоветовал позвонить в другое время и переговорить со мной. Тогда это было неудобно: я отдыхала. Морнингстер сказал, что так и сделает. Мой сын сообщил о разговоре мисс Дэвис, а та передала мне. Я позвонила этому человеку. Мне было просто любопытно.

Она отхлебнула портвейна, вытерла губы и усмехнулась.

— Почему, миссис Мардок? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Если этот человек имел какое-нибудь отношение к торговле монетами, он должен был знать, что эта монета не продается,— ответила старуха.— Мой муж, Джаспер Мардок, оговорил в своем завещании, что ни одна монета из его коллекции не должна быть продана, заложена или отдана взаймы, пока я жива. Ни одна монета не должна выноситься из дома, за исключением случая, когда дому грозит катастрофа. В последнем случае монеты должны вынести его доверенные лица. Мой муж,— мрачно усмехнулась она,—-видимо, считал, что при его жизни я должным образом не разделяла его интересов.

На улице был прекрасный день, ярко светило солнце, благоухали цветы, пели птицы, проносились машины. А комната, с этой старухой и странными запахами, казалась мне нереальной. Я ожидал продолжения ее рассказа,

— Я поговорила с Морнингстером. Его зовут Элиша Морнингстер, а контора его расположена в Белфонт-билдинг на Девятой улице в Лос-Анджелесе. Я сказала ему, что коллекция Мардока никогда не продавалась, не продается и, насколько это зависит от меня, продаваться не будет. И сказала, что удивлена тем, что это ему не известно. Он пробормотал что-то нечленораздельное, а потом спросил, не могу ли я показать ему эту монету. Я отказала. Он сухо поблагодарил меня и повесил трубку. Голос его звучал как-то странно. Я пошла наверх, чтобы взглянуть на монету, чего уже год не делала. Ее на месте не оказалось.

Я молчал. Она допила свой портвейн и стала выбивать пальцами дробь на ручках шезлонга.

— О чем я подумала в тот момент, вы, вероятно, догадываетесь,

— Возможно, что-то насчет мистера Морнингстера. Кто-то предложил ему купить монету, а он знал или подозревал, откуда она появилась. Монета, должно быть, очень редкая.

— Говорят, что она специальной чеканки и действительно очень редкая. Да, я подумала именно так.

— Как ее могли украсть?

— Кто-нибудь из домашних мог легко это сделать. Ключи у меня в сумке, а сумка валяется где попало. Взять ключи, отпереть дверь, а потом положить их на место— это так просто. Для постороннего это было бы затруднительно, но любой домашний мог ее украсть.

— Понимаю. Как вы установили, что ее украла ваша сноха?

— Я не устанавливала — это и так очевидно. Я уверена в этом. У меня служат три женщины, они со мной много-много лет. Пришли задолго до моего замужества за Мардоком, а это произошло семь лет назад. Садовник никогда не заходит в дом. Шофера у меня нет: меня возит либо сын, либо моя секретарша. Мой сын не мог взять ее: во-первых, он не такой дурак, чтобы воровать у. матери; во-вторых, если бы он взял, то не сказал бы мне о своем разговоре с Морнингстером. На мисс Дэвис смешно подумать — она вообще не такого типа. Слишком труслива. Как мышонок. Нет, мистер Марлоу, Линда из тех леди, которые могут пойти на все, если ничего другого не остается. Вы же знаете, каковы эти люди из ночных кабаков.

— «Эти люди» ничем не отличаются от вас,— возразил я.— Полагаю, следов взлома нет? Было бы слишком большой роскошью устраивать взлом ради одной-единственной монеты. Впрочем, мне, пожалуй, лучше осмотреть эту комнату.

Старуха потерла нижнюю челюсть, и мускулы на ее лице вздулись шарами.

— Мистер Марлоу, я только что сказала вам, что эту монету взяла миссис Лесли Мардок, моя сноха.

Я уставился на нее, она — на меня. Взгляд был твердый, как кирпичная стена ее дома. Я пожал плечами.